Ангарский вариант

Дождавшись очередного прохода стрельцов, товарищи Карпинского один за другим стали спускаться по верёвкам в темноту улицы. Подтянув верёвки и пропустив очередной проход караульных стрельцов с факелом, манёвр повторили. Странно, но никакой боязни, по сути, потерять всякую связь со своими друзьями у Петра не было. В крови шумел адреналин, а в голове – чистый восторг и чувство неотвратимого подвига. Наверное, то же самое испытывают перед первым прыжком с парашютом. Спустили последний ящик. Ну всё, сейчас очередь Петра. Он обнялся с Володей, Никитой, да махнул мужикам. Павел подошёл сам, крепко обнял и тихонько проговорил:

– Больше слушай Микулича, он мужик матёрый, понимает, что к чему. И, случись что, не опасайся применять оружие. Даже не раздумывай, доверься эмоциям, оперативно решай вопросы, жёстко. Ну давай, с Богом!

Коснувшись сапогами брёвен настильной мостовой, Карпинский тут же ощутил нахлынувшее чувство оторванности и впервые с момента попадания в этот мир ощутил себя песчинкой в море, глядя, как уходят вверх верёвки. Ну вот, Петя, теперь ты рассчитываешь только на себя и своих немногих товарищей, что находятся рядом с тобой.

– Ну всё, теперь только на себя им надеяться, – Павел эхом повторил мысли Петра, глядя в темноту ночи.

– Думаю, он справится, – сказал Кабаржицкий, подойдя к перилам. – По крайней мере, у меня хорошее предчувствие.

Грауль только развёл руками, оглядев своих товарищей, и произнёс:

– Мужики, давайте все спать, завтра с утра буду с вами проводить инструктаж. Володя, а ты погоди, нам с тобой ещё покумекать надо.

Чуть позже в светлице

– Стрельцов должны были бы сменить. Странно, что они вообще с нами до сих пор, – говорил Грауль. – Они не охранники, службу они фактически завалили. Я, честно говоря, думал, что тут должны бы появиться местные спецслужбы.

– Кстати да, что там у них сейчас? Тайный приказ или приказ тайных дел? – наморщил лоб Кабаржицкий.

– Не знаю, по‑моему, это только у Фёдора Первого появится Тайная канцелярия, но это уже позже.

– Погоди‑погоди, – воскликнул Владимир. – А ведь получается, что это мы Бельского на трон посадим? Он же с нами сотрудничать хочет!

– Он сам к власти придёт, – пожал плечами Павел. – Мне неизвестна информация о каких‑либо заговорах. В Москве по смерти Михаила Фёдоровича вспыхнет мятеж боярский, последний их выверт в сторону поляков. В первую Смуту у них почти получилось пригласить ляха на трон, Владислав даже титул Московского царя тогда принял. А на этот раз Бельские им даже такого сделать не дали.

– А Алексея Михайловича умертвили всё‑таки бояре или Бельский, сам как думаешь?

– По официальным данным исторической науки и по логике событий – да, они, клятые. Но, как я тебе уже говорил, есть теория, подтверждённая лишь косвенно, что к этому причастен и Фёдор Самойлович. Да и вопрос с отравлением Никиты Бельского довольно тёмный.

– После успешной обороны Себежа и сбора разбитых полков он ушёл к Москве, где бушевал боярский бунт. Вырезал всех изменников к чёртовой матери и вскоре умер, будучи отравлен на пиру по случаю усмирения бунта.

– А на трон взошёл опекун Ивана, младшего сына Михаила – Никита Романов, двоюродный брат первого царя из рода Романовых.

– Дай угадать, – перебил собеседника Кабаржицкий. – Иван Михайлович тоже был отравлен?

Грауль кивнул.

– А после чего, решением Земского Собора, въехал в Кремль, когда были вычищены практически все, кто смог бы ему помешать. Обвинил злопыхателей, убрав князей Милославских, да и всех прочих, кто мог ему помешать, в смерти Алексея Михайловича и вуаля, – новый царь!

– А как же Бельские пролезли на трон? – удивился Владимир. – Ведь худородные князья, а чин боярский Фёдор Бельский получил от Никиты Романова только спустя год после его воцарения!

– Знал бы Никита, кого пригрел на груди, – усмехнулся Павел. – Все эти отравления, воцарения – чем они отличались от вашего восемнадцатого века? Ведь тоже сплошная уголовщина и предательства. С самими Романовыми‑то оно также было. В начале семнадцатого века была истреблена ветвь Рюриковичей, идущая от Ивана Калиты, причём руками Гедиминовичей. Потом все претенденты из рода Годуновых. И князь Голицын умирает в том же году, в котором из польского плена прибывает Филарет. А Бельские чем хуже? Тем более, ему покровительствовал и клан Долгоруких.

– Как сейчас всё повернётся – вот вопрос! Я бы хотел пообщаться с Никитой Бельским, – заключил Павел, глядя немигающим взглядом на Владимира.

– Получится ли? – пожал плечами Кабаржицкий. – Мы же под присмотром.

Под утро, когда солнце только‑только показалось, а Кабаржицкий видел уже десятый сон, его растолкали самым бесцеремонным способом.

– Володя, у нас гости, одевайся!

– Да я, собственно, одет, – недоуменно проговорил он. – Какие гости?

– Стрельцов меняют таки на спецуру местную.

– Ты не спал? – удивился Кабаржицкий. – Оставил бы кого‑нибудь из мужичков.

Однако, посмотрев на выражение лица Павла, он понимающе кивнул, вспомнив сытые и довольные лица нижегородцев.

– Ступай в светлицу Никиты, крайняя от лестницы, там все собрались.