Да и вообще, странное окоченение этого женского тела сильно озадачивало. Чтобы шевельнуть хотя бы пальцами, приходилось прикладывать массу усилий. Даже мелькнуло справедливое опасение, что это тело частично парализовано, вполне возможно, что перенесло инсульт. Но если продолжить логическую цепочку до конца, то тело в таком случае старое. За это говорило и то самое окоченение мышц, чувств и членов.
Тогда возникал следующий вывод: коль тело старое – то кто на него позарился, чтобы насиловать? Да ещё и связанное? И почему оно такое заторможенное? Неужели вначале опоили каким-то снотворным? Или вообще отраву подсунули? И, наконец: почему так темно? И откуда такие тошнотворные запахи?
Вопросы, вопросы, вопросы… И ни одного толкового ответа.
Но некое восприятие по времени осталось. И Шенгаут… а ныне какая-то неизвестная женщина, примерно отсчитывала минуты своего нового бытия. Обоняние прорезалось где-то минуте на десятой. И сразу после этого началось истинное сумасшествие в голове. Точнее туда, в сознание Ариса Шенгаута, бывшего некогда Дарьей Черновой, вдруг полезли воспоминания какой-то Жармин. Причём эта Жармин тоже когда-то была Дарьей Андреевной Черновой.
Воспоминания врывались в мозг картинками, сценками, фразами и тактильными ощущениями, и продолжалось это ещё минут десять, за которые новое тело практически не ощущалось. Зато вся последовательность и суть пятидневного существовании некоей Жармин Зордеван-Серж стала понятна и осознана. Словно Арис лично прожил эти пять дней в ином теле. В женском теле!
По истечении двадцати минут он уже отчётливо понял: судьба его швырнула в новое тело без всяких на то оснований, предпосылок и предупреждений. И отныне ему придётся в этом теле жить.
Одновременно с этим пониманием в полученное тело вернулись все чувства, заработали органы осязания, обоняния, усиленного слуха, голода, ощущения пространства… и прочие. И вот тогда окружающая действительность навалилась так, что чуть не смяла под собой. Чуть не расплющила насмерть. Ну и оба мужика, завершающие свои действа и озвучившие их сладострастным рыком, тоже смяли между собой женское тело, словно кусок искомканной туалетной бумаги.
Потом мужские тела отвалились в стороны, издали по нескольку затихающих стонов и… решили поделиться впечатлениями:
– Что-то наша девочка и сегодня осталась бесчувственной, а?
– Наверное, опять потеряла сознание…
– И какой нам тогда с неё толк, если она не станет послушной и ласковой?
– В самом деле, никакого… Может, тогда и в самом деле её продадим? Товарный вид она не потеряла, мы ей ни одного синяка не поставили.
– Вот и я о том же! Надо избавляться, пока этот чернозадый аскуарх за неё хорошую цену даёт.
– Ну, я бы не сказал, что хорошую… Что такое пять мер за такую куколку? Надо с него вырвать десять!
– Хм!.. А что, может, и получится… Особенно если утром похвастаемся, насколько она свежа, прекрасна и упруга. Хе-хе!..
– А чего до утра тянуть? Может, сейчас и поговорим с аскуархом?
– Нет. Сейчас он вполне справедливо засомневается в нашей похвальбе. А вот утром, а ещё лучше – вечером… Спим!
– Чего это она дрожит?
– Замёрзла. Накинь и на неё шкуру, а то ещё замёрзнет по собственной дурости.
Жармин, ещё полчаса назад бывшая Арисом Шенгаутом, почувствовала, как на неё набросили шкуру, и чуть не задохнулась от вони. Но зато стало тепло, тело перестало колотиться в ознобе. А вот озноб души – не прекращался:
«Я в плену, – мысли шевелились унылые, чисто похоронного свойства. – И хоть ошейник с меня на ночь сняли, всё равно – рабыня. И эти уроды хотят меня продать ещё более жутким уродам. Кошмар – это не то слово, чтобы охарактеризовать происходящее… И что делать? А главное, как привыкнуть к мысли, что я опять женщина? И к тому, что скорей всего я так и умру в рабстве? Ведь шанса сбежать не просматривается… А умереть – так артефакта нет. Или он где-то здесь? С моими вещами под горой шкур? Надо будет утром присмотреться…»
После чего измученное, но чуть согревшееся тело упало в пропасть сна.
Испуг вернулся утром, когда тело несколько раз грубо толкнули:
«Опять?! – подумалось об очередном насилии. – Чего этим тварям не спится-то?»
К счастью, всё оказалось куда прозаичнее: лагерь болотных шакалов просыпался ещё до рассвета по причине неожиданно назначенного атаманом рейда. Всему личному составу следовало срочно позавтракать и уже через полчаса выступать в общем строю в указанном направлении.
Оба киюри, так и не рассмотренные в полной темноте, ругались, плевались, толкались, но довольно быстро на ощупь одевались и вооружались.
– Чтоб у твоего бати рог на лбу вырос! – ворчал один из них. – Чего ему не спится?
– Понятия не имею, что ему в старую головешку ударило! – Сын атамана ещё и вульгарные ругательства присовокупил, видимо, не сильно жалуя и уважая своего батюшку. – Наверняка это его чернозадый блондин взбаламутил!
– Жаль, девку продать не успели.
– Хм… а может, ещё разок вечером попользуемся?
Похоже, молодые тела шакалов опять окрутила похоть, потому что второй партнёр согласился без всяких раздумий: