Андрейка

Перешли деревянный, наскоро построенный на месте взорванного мост через Свислочь. Молча миновали площадь, потом Долгобродскую улицу. Дошли до Комаровки. Все, что видел Андрейка, было ужасно. Оно болью отдавалось в сердце. Узнать свой довоенный район казалось почти невозможным.

На самой развилке, однако, уцелело несколько деревянных домиков, среди которых возвышалось здание Института физической культуры. На душе стало чуть легче, и мальчик уверенно повернул в боковую улицу. По этой улице Андрейка не раз ходил с отцом в кино.

Мартын украдкой наблюдал за Андрейкой, а сам делал вид, будто разглядывает окружающее. Заметил он и то, как глаза мальчика внезапно засветились беспокойной радостью: Андрейка узнал свой дом.

— Вон там, на втором этаже, мы жили,— показал он рукой.

— Недалеко от центра, — будто самому себе, сказал Мартын.

В квартире они застали только одного военного. Он встретил гостей приветливо. Их полувоенная форма и боевые награды лучше слов объясняли, кто они. Военный жил в первой комнате. Дверь второй оказалась закрытой, и на ней краснела сургучная печать.

Мартын коротко рассказал об Андрейке. Военный выслушал его и сказал:

— Здесь жила какая-то женщина. Где она теперь — не знаю. Вещи ее в той комнате, видите, опечатаны. О Голенчике я ничего не слышал. А меня сюда временно направил комендант города.

Мартын понял все. Поблагодарив военного, он опустил руку на плечо Андрейки:

— Пойдем... Ничего тут для нас интересного нет...

Андрейка и сам понимал, что здесь им делать нечего.

Матери нет, об отце ничего не известно. И хоть есть у него своя квартира, а жить в ней один не будешь. Он, правда, с благодарностью посмотрел на военного, когда тот сказал, что «товарищ (это значит он, Андрейка) по закону имеет право на свою жилищную площадь». Но зачем ему одному эта площадь теперь?

Они попрощались с военным и ушли.

Настроение у Андрейки было не лучше, чем у Мартына. Но каждый из них, думая об одном и том же, не хотел проявлять перед другим свою взволнованность и грусть.

— Нас ждет секретарь райкома, Андрей,— напомнил Мартын.

— Пойдем.

И они быстро зашагали к центру города.

VIII

Грибов было много. Нина едва успевала складывать в корзинку боровики и подосиновики, которые подносили к ней то Андрейка, то Михась, то Юрик.

Андрейка и здесь оказался первым. Он часто наклонялся, заглядывая под развесистые елки, шмыгал, как вьюн, среди кустов, ловко обходил пни, и, казалось, грибы сами даются ему в руки.

— Зачем ты поганку суешь? — сердито блеснула Нина глазами на брата и отбросила поданный им гриб.— Вон Андрейка боровик за боровиком находит...

Юру словно хлестнул кто. Он зло посмотрел на сестру и молча отвернулся. И здесь, в лесу, этой чудесной летней порой ему нет покоя из-за Андрейки! Никак нельзя развернуться. А что будет дальше?

Михась, заговорщически подмигнув приятелю, начал сворачивать в глубь леса. Чем дальше отходили они от Нины и Андрейки, тем меньше становилось грибов. Но обоим хотелось хоть здесь, в знакомом лесу, поводить Андрейку за собой, показать свое превосходство, доставить ему хоть какую-нибудь неприятность.

Андрейка же, ничего не подозревая и откликаясь на их голоса, шел за ними да и Нину далеко от себя не отпускал.

Наткнулись на большую семью лисичек. Да таких упругих, красивых, что не могли пройти мимо. Нина опустила корзину на землю и вместе с Андрейкой принялась собирать лисички. Вскоре корзина наполнилась почти до верху.

Нина позвала Юрика и Михася. Те отозвались где-то впереди.

Тогда Нина крикнула:

— Сюда-а!

Юрик и Михась молчали.

Андрейка свистнул. Хлопцы ответили ему:

— Давайте сами сюда! Тут полно боровиков!

Нина и Андрейка направились в их сторону. Но как быстро ни шли, а отклики Михася и Юры слышались все дальше и дальше.

— Куда их занесло? — спросила девочка.

— Сам не знаю, — ответил Андрейка, продолжая собирать грибы и внимательно осматриваясь вокруг.

Так они шли не менее часа. Нина начала волноваться и чаще кричала: «Ау, ау!»

Теперь ответы ребят были едва слышны.

Чем дальше, тем лес становился гуще. Начали больше и больше попадаться осины, почва под ногами становилась влажной. Кое-где уже виднелись признаки близкого болота: мох и осока.

Откликались где-то впереди. Нина и Андрейка, забыв о грибах, шли и шли на их голоса, не переставая отзываться.

И вдруг послышался испуганный крик:

— Спаси-ите!

Андрейка взглянул на Нину. Лицо ее было белее, глаза расширились от испуга.

— Спаси-и-ите! — послышалось снова.

Нина онемела. Вокруг стоял глухой олешник, и по пояс охватывала их густая, как проволока, паутина дурнопьяна.

— Держись! — подбодрил Нину Андрейка.

— Они могут...— едва произнесла она.

— Не бойся, подавай голос и не отставай от меня! — И Андрейка бросился туда, откуда звали на помощь.

— Грибы растеряешь, — сказала Нина.

Остановившись, Андрейка взял у нее из рук корзину и громко свистнул.

В ответ был тот же крик:

— Спаси-и-ите!

— Поспешим, Ниночка,— ласково попросил Андрейка девочку.

Нина прибавила ходу.

Бежать было трудно. Начиналось болотистое место. Под ногами хлюпало, по лицам хлестали ветви кустов.

— Эге-эй! — закричал Андрейка.