Андрейка на плоту

— Ничего, Настя, пускай привыкает. Дома-то сидя ничему не научишься. Пускай поглядит, какова жизнь.

— Что ж ему дома плохо, что ли?

— Плохо, не плохо, а, сама знаешь, под лежачий камень и вода не течет. Теперь время такое: каждый человек жизнь знать должен.

Увидит, как другие живут — у себя дома жизнь лучше устроит.

— Да что он поймет: мал еще.

— Разум уж есть; не все слушать, как лес шумит, да с ребятами баловать.

* * *

Наконец, вскрылась река. Стряхнул лес зимнюю дремоту, зашумело все кругом ручьями, неумолчным гамом весны. Огромные льдины, налезая друг на друга, трескаясь и разбиваясь, поплыли вниз по реке. Тесно стало реке в берегах, поднимаясь все выше и выше, она выступила из берегов, залила их.

— Ну, вот, пройдет лед и — собираться в путь! — сказал Андрейкин отец.

Настя с волнением спросила:

— Так берешь мальчонку?

Отец ответил твердо:

— Беру.

И стал Андрейка собираться Отец велел шубенку с собой взять, на плотах ногам холодно — сапоги новые да лапти на смену, бельишко, рубашонки. Отец приготовил удочки, невод, котелок для варки обеда; запас хлеба, соли, сахара, чаю.

— Мы тебе, Настя, запас из села привезем. Получу в исполкоме денег и всего накуплю.

Андрейка с утра носился по селу, резвый, как жеребенок; всем уши прокричал:

— Тятька меня с собой берет!

— Смотри, — говорили мужики, — соскучишься на плоту, будешь о мамке плакать!

Андрейка улыбался презрительно:

— Вот еще! Нешто я маленький?

Отца спрашивал:

— А до катища как же мы, тятька, доберемся?

— Как доберемся? На своих на двоих — тут недалеко, верст шесть.

* * *

Вышли сплавщики из села ранним утром: у всех мешки на плечах; раньше, как через неделю, обратно не будут: догонят плоты до села, там другая смена погонит дальше, а они пойдут обратно за новым лесом. И так и будут работать, пока река не обмелеет, пока не зазеленеют луга и пашни, и не придет время крестьянам приниматься за свою домашнюю земледельческую работу. Пока же мужики работают на сплаве, приходится женщинам заменять их дома. Нечего делать: таков уж север, что трудно живется там людям: природа суровая, неласковая, и много сил надо, чтобы прокормить и себя и семью, чтобы в течение короткого лета обеспечить себя на длинную суровую, холодную зиму.

Сплавщиков человек десять: у пятерых из них ружья за плечами — на случай встречи с опасным зверем. В запас берут только хлеб да чай и сахар, у кого к весне сохранился запас. Только не много таких — все подобралось. Обратно придут — другое дело: из кооператива всякого добра навезут.

Андрейка весело бежал впереди всех: ведь он впервые выходит из деревни. Разве не любопытно!

Отец кричал:

— Не забегай вперед, не балуйся! Устанешь — путь не ближний.

Но Андрейка не чувствует усталости. Береговая тропинка — мягкая под босыми ногами: не просохла еще весенняя влага. Темный сосновый бор полон птичьего гама. Хорошо! Весело!

Не только Андрейке весело, но и сплавщики довольны своим маленьким спутником. Он никого не оставляет в покое. Обо всем спрашивает, все ему любопытно. Затрещит ли в лесу сучок, он сейчас, с вопросом:

— Это что, дяденька, белка?

Сплавщики смеются:

— Медведь.

— Правда?

— Нет, паренек, медведь на нас побоится выйти. Понимает зверь, что нас много, а он один. Вот шел бы ты один — другое дело. Весной медведь сердитый бывает: после зимней спячки его голод мучает, от голода он смелеет и бродит по самым людным местам — не боится.

Выслушав рассказ, Андрейка беспечно говорит:

— Не боюсь медведя — я с ним справлюсь!

Все смеются.

Лесу, кажется, конца нет: шагаешь, шагаешь, а все равно, что стоишь на месте: все один вид. С одной стороны река бежит полноводная: с другой — шумит лес мрачный, непроходимый. У Андрейки пятки уж гореть начинают, да только он молчит, хочет показать, что он не устал ничуть. Но как он ни старается, а поневоле делается молчаливей, реже задает вопросы, вперед не забегает. Двое сплавщиков — молодые ребята лет двадцати, Петя и Сеня, глядят, посмеиваясь, на Андрейку и о чем-то шепчутся между собой.

Сеня спрашивает:

— Ну как, брат, Андрей, гудут ноги?

Андрейка отвечает неуверенно:

— Ничаво!

Тогда Сеня подзывает его к себе, отстает от сплавщиков и говорит ему на ухо:

— Полезай, Андрейка, ко мне на спину — мне без поклажи скучно.

Андрейка колеблется несколько секунд — не стыдно ли большому мальчику на чужом загривке сидеть? Что люди скажут? Но Сенька так весело приглашает, так ласково глядит на Андрейку, да и в ногах такая усталость, что Андрейка не может отказаться от удовольствия. Он забирается к Сеньке на спину, обнимает его за шею руками, и Сенька пускается вскачь догонять ушедших вперед сплавщиков.

К полудню лес начинает редеть: река как раз делает поворот, и из-за поворота на берегу видны копошащиеся люди, которые над чем-то работают. Тут же, как черные ровные холмы, сложенный на берегу лес. Это огромные, почерневшие от дождя деревья с обрубленными ветками, с содранной корой. Андрейка кричит, внезапно оживившись:

— Тятька! А это что?

— А это, сынок, катище и есть. Отсюда и путь наш начинается.