Андрейка

— Нет, просто в Москве я учился в математическом классе.

— Ага, а вот по биологии ты увяз, попал в десятый, — с удовлетворением заметил прыщавый. — Высоко летаешь, где-то сядешь!

— А какого черта ты врал, что не знаешь русского? — хмуро спросил Андрейка, разделавшись со своим «каменным» бутербродом (вчерашние булочки стоили в ближайшей лавке вдвое дешевле).

— А зачем мне русский? — удивился парень, снова вытирая рукой растрепанные губы. — Русских в Канаде — кот наплакал. Так, реликты... Какой же смысл разговаривать на туземном языке?! Что? Для канадцев все языки, кроме английского и французского, — татарские, хоть они и играют в свою «культурную автономию»... Ха, не принимай их всерьез... Ты обрати внимание, как говорят индейцы — хозяева этой землицы. Их споили почище, чем русских мужиков. У алкашей язык уходит, остается мычание, сдобренное матерщиной... Не желаю быть «культурной автономией»! Не желаю мычать!

— Но все-таки Пушкина ты будешь читать в оригинале?

— А, ты из пушкинсонов! Пойдешь на славянский факультет?

— Я не из пушкинсонов, я из бахов. Если бы взяли в консерваторию!..

— Музыка здесь ничего не стоит. Математика в цене.

— Я еще не решил, куда пойду.

— Решишь, господин Бах, но если будешь говорить с акцентом, не получишь хорошую работу, круг друзей будет ограничен «выходцами» из из Се–Се–Се–Ре. Тебя устраивает канадский Брайтон Бич?! Да, есть и инженеры, ты прав. И просто приличные люди. Они расползлись по канадским фирмам, как муравьи. Забились каждый в свою щель. Им без английского труба. По-русски говорят — не замечают, что половина слов — английские... Папуасы с дипломами!

Андрейка улыбнулся:

— Строг ты, Вася!

— Я не Вася, я Уинстон.

— Будем знакомы, господин Уинстон... Черчилль? А, Хайкин! Хайкин! Хорошо звучит!

— Где Хайкин — жид, там «хорошо звучит». А здесь я не жид!

— Поздравляю, господин Уинстон. И вас, и себя. Но зачем скрывать, делать вид, что по-русски ни слова? Ты самого себя стыдишься.

— Будешь стыдиться, когда вечером тебя разыскивают по всем телефонам. Полдесятого — пора спать. А все party только начинаются... Опоздал — лишают телевизора... В канадском автобусе тихо, как в гробу, и вдруг моя маманя горланит: «Уинстон, ты чего прислонился головой к стене, я только что тебе голову помыла!» Иногда думаю, убил бы!

Андрейка улыбнулся, заметил задумчиво:

— Тут приходил один лохматый. С анкетой. Исследователь–советолог. Молчал–молчал, а потом выдал: «Люди из тоталитарных стран нетерпимы даже к собственным детям... » Это про тебя, а? Ходим вверх ногами, пора бы советским проблемам из кармана высыпаться.

— Идиот твой советолог! — вырвалось у Уинстона, — квадратное рыло... Тут при полной свободе мальчишки бегут и бегут из дома. Голодают, а к отцу–матери вернуться не спешат. Дома свободы нет...

Андрейка почувствовал: глаза влажнеют. Кэрен, Кэрен!.. Замолчал.

Андрейка начал постигать, отчего Уинстон Хайкин набит всякими страхами, пожалуй, лишь в тот день, когда отец Уинстона заехал за сыном и Андрейку позвали в гости; он побыл в их большом загородном доме час–другой и услышал семейную «эпопею»... Отец Уинстона был геофизиком на западе Канады, в городе Калгари. Приехали туда из Союза во времена нефтяного бума. Уже через полгода семья имела и двухэтажный дом, и две машины, и даже мопед для Уинстона купили в рассрочку, как и все другое.

И вдруг снова начался в мире кавардак с нефтью. Цены полетели вниз. Нефтяные компании провинции Альберта лопались одна за другой. Инженеров и геофизиков выстреливали на улицу, как из катапульты. Прежде всего, иммигрантов. Вернее, пришедших в компании позднее других... Все исчезло в один день: и двухэтажный дом, и машины, и мопед... Едва добрались до Торонто. Правда, в Торонто тут же устроились и снова купили и дом, и машину, и даже мотоцикл «кавасаки» для Уинстона, но в глубине глаз кудрявого здоровяка — отца Уинстона — затаился страх. Страх не исчезал даже тогда, когда здоровяк улыбался...

Только в тот день Андрейка начал понимать горячечную страсть Уинстона стать канадцем немедля...

Но сейчас, во время ланча, он иронически усмехался, слушая, как Уинстон Хайкин со страстью доказывал ему, что нет никакого смысла оставаться русским и даже признаваться, что ты оттуда...

— А тебя как зовут? — не мог успокоиться Уинстон, — Андрейка Купер! Андреевский флаг. Не имя, а демонстрация! Кстати, Купер. Ты бывший Куперман или Купермахер? — съязвил он на прощание.

Купер — именно такой была фамилия матери и бабушки. Андрейка оскорбился до жути, сжал пальцы в кулак.

— Fuck off , мистер Уинстон!

По счастью, прозвучал резкий, как пожарная команда, звонок. Все быстро дожевали свои булочки и разбежались по разным этажам и коридорам.

Андрейка остался один. Вздохнул печально. Затем вскочил и побежал на математику.