Андрейка

Пока вскипает чайник, протираю ружье, смазываю.

За хижиной шумит лес, беспокоятся собаки. Кажется, Ветка скулит, ее голос.

- Ишь ты разнюнилась. Молчать!

На минуту затихает и снова за свое.

Голец спокоен. Вообще он за это время повзрослел, посерьезнел, раздался в холке и с Андреем неохотно играет.

- Давай, дед, запустим, плачет ведь.

- Ни к чему им здесь. Умываться будем.

- Мы же чистые, в воде были.

- А рыбу тоже ведь моют, хотя она и из воды.

- Ну, что же она так скулит? Запуталась, что ли?

Выхожу. Ветка маячит отметинами. Стряхивает с себя сырость.

- Ну, что с тобой?

Голец топчется, пытается достать меня лапами. Может, не наелась?

Даю еще мяса. Голец хватает. Ветка даже не понюхала. Захворала?

Вернулся за суконным одеялом.

- Я тоже с тобой, - вылезает из шубы Андрей.

Беру топор и выхожу. Темень, ветер хлещет со снегом. Но не холодно. Как это я не подумал днем сделать закуток?

Горожу укрытие с подветренной стороны хижины. И привязываю Ветку.

Не хочет. Не пойму, что ей надо. Гольца спускаю с веревки. Один никуда не денется. Побегал, понюхал воздух, свернулся калачиком на прежнем месте. Ветку не могу успокоить - воет.

- Если это тебе не жилье... - начинаю на нее злиться. Оглянулся, Андрей стоит с Гольцом в обнимку. Подпоясанный, в сапогах.

- Помогать пришел?

- Унесет ветром такую хибару.

- Нет, брат, не унесет!

Хватаю пацана и захожу в хижину. Разделись, умылись и в мешок.

- А лампу? - говорит Андрей.

Встаю. Тушу и выставляю, чтобы не пахло ацетиленом.

Андрей уже тут как тут:

- Расскажешь, дед, а?

- Слушай, - говорю, - как шумит непогода. Лежи и вспоминай жука, гусей, гагарью свадьбу и все хорошенько запоминай. Когда вырастешь, дедом станешь, сам будешь рассказывать.

ШАМАНСКИЙ ПОРОГ

Патыма неожиданно вошла в свои берега и даже стала мелеть, это перед черной водой. Черный паводок идет сразу же за весенним: бурные потоки снежной воды сменяются черной подпочвенной, уставшей от долгого зимнего воздержания. Это надолго. И надо не прозевать ее, уйти.

Утром напились чаю и уложили в лодку свои пожитки. Берег под ногами насыщен влагой, хлябаем, словно тесто месим. За ночь вода в реке упала метра на два. Течение ослабело, и берега, и сама речка изменились подобрела она, что ли. Но мешок с сухарями пристегнул к дуге - на всякий случай.

- Матросы, по местам!

Голец по уши в грязи, даже не догадаешься, какой он масти. Его в лодку не берем, пусть чешет по берегу. Прежде чем сесть в лодку, побулькали ногами, ополоснули глину.

- Разрешите рубить чалки?

- А Ветку? - говорит Андрей.

Встаю, иду за собакой. И опять усаживаюсь.

- Поднять якорь! - командует Андрей.

Отчаливаем.

Лодку подхватывает течением, я подправляю шестом. Голец сначала забрел в воду, но потом сообразил - метнулся вдоль берега.

- Как там наша хижина? Не унесет? - беспокоится Андрей.

- Да не должно бы.

- А мы еще туда вернемся?

- Кто знает.

Солнце уже поднялось высоко, обжигает кожу, но туман еще чадит в глубоких распадках, держится, розовея и сжимаясь. У переката пришлось высадить "матросов" и провести корабль на веревках, лавируя между камнями. В этом месте речка заметно втягивалась между гор, берега вытеснялись кручами. Кое-где лиственницы осели и клонились вершинами до самой воды, цепляясь корнями за размытый берег. Течение еще больше натянулось, и наше легкое судно стремительно неслось, редко покачиваясь на водобоях. Я проворнее заработал шестом. В одном месте едва успел крикнуть Андрею: "Пригнись!" - как проскочили под ветками наклонившегося дерева. "Надо быть осмотрительнее", - подумал я и увидел за поворотом в сужении залом. Это очень опасно!

Едва успели причалить к берегу. Высадились, вытащили пожитки.

- Ну, матросы, в увольнение!

Мы осмотрели залом и решили протащиться берегом. Голец тоже полюбопытствовал, обнюхал сооружение и боязливо попятился.

Разделили посильно поклажу, навьючили на себя котомки. Подняли лодку и потащились в обход.

Берег утыкан камнями, и идти было трудно. Двигались медленно, с отдыхом. Наконец обогнули завал, сбросили котомки и вернулись за остатками... И так трижды.

Голец кого-то гонял в кустах, тихонько повизгивая. Однажды он чуть не поймал крохаля. Утка с подбитым крылом металась по берегу. И когда подальше отвела собаку от гнезда, булькнула в воду. Пес в недоумении стоял и смотрел с берега.

- Так тебе и надо, - сказал Андрей, - мог же он, дед?

- Мог, да не смог. У него голова еще не на том месте.

- А на каком?

- Молод он, Андрюха. Ветка бы поймала. Она и сейчас вся дрожит от напряжения. Не прицыкни - бросилась бы на помощь Гольцу.

Загрузили лодку и осторожно двинулись дальше. Но минут через пятнадцать услышали рев воды.

- Это что там?

Я встал, посмотрел - впереди смыкались горы, и казалось, здесь обрывалась Патыма. Дальше двигаться без разведки было опасно. Мы причалили к берегу, вылезли. Впереди грозно шумел перекат. Вынули из лодки груз, часть навьючили на себя, и я попытался спустить лодку на бечеве. Течение рвало веревку из рук.