Андрей Тарковский. Жизнь на кресте

— Ты смотришь на эти борозды? — больной коснулся пальцем щеки. — Наследственные линии. Точно такие у моего отца.

— Он жив?

— Как бы я хотел увидеть старика… Господи, помоги мне в этом, — Тарковский отвернулся к стене. Терилли показалось, что он видел мелькнувшую слезу.

— Нет, Франко! Я плачу не о себе, — он повернул к другу просветленное лицо и проговорил спокойно и торжественно, как заклинание: — Я не боюсь смерти.

Рождество 1985 года Тарковские отмечали в собственной квартире во Флоренции.

— Замечательный город! — Лариса накрывала стол рядом с пушистой искусственной елкой. — Безвозмездно предоставил квартиру с мебелью. Мне даже кажется, что мы опять у себя!

— Только елка из пластика.

— Кто же знает, как твоя аллергия прореагирует на настоящую хвою.

— Лучше убери чесночный соус, меня мутит от этого запаха… И причем здесь вообще аллергия, — Андрей приподнялся, чтобы взять трубку зазвонившего телефона. Лариса подала ему аппарат.

Коротко поговорив, он доложил жене:

— Это мэр. Поздравил и сказал, что очень рад, что мы живем в этом городе.

— Ты тараторил почти сносно.

— Уж говорить «пронто» и «си» я научился. А на вопрос, как я себя чувствую, ответил «хорошо», — он отдал телефон и схватился за голову: — Мерзкое ощущение — слабость и тошнота. Но главное — фильм! Это же мой самый главный фильм. Я должен завершить озвучивание!

— Андрюша, давайте мыслить трезво. За «Жертвоприношение» вы получите деньги неизвестно когда. Медицинской страховки у вас нет, а курс лечения требует значительных денег — 40 тысяч франков. Только одно обследование сканером стоило 16 тысяч!

— Что вы предлагаете? Может, мне не лечиться? Или бросить озвучивание?

— Напротив. Лечиться, и у прекрасного специалиста. Вы должны позвонить Марине Влади. Ведь она беспокоилась о вашем здоровье, узнав о болезни из прессы. А муж ее — лучший специалист-онколог Франции!

— Это неудобно, после того, как я не снял ее в «Зеркале».

— Вот о чем вспомнили! Тогда вам было плевать на деликатности. Терехова вас волновала больше всего на свете.

— Ах, перестаньте все время говорить пошлости… Мне даже от вашего голоса плохо… — он лег на диван и отвернулся к стене.

Зарыдав бурно, отчаянно, Лариса убежала в другую комнату. Было слышно, как скрипнула под ее рухнувшим телом кровать.

Лариса с восхищением рассказывала: «Узнав о бедственной ситуации Андрея, Марина просила его немедля приехать к ней. Она без лишних слов вынула чековую книжку и выписала чек на нужную сумму. В дальнейшем муж Марины Влади, профессор Леон Шварценберг, стал лечащим врачом Андрея». Марина вспоминает: «Он позвонил мне и попросил связать его с профессором Шварценбергом. Я тотчас выполнила его просьбу. Он очень страдал, был очень, очень измучен, рак зашел слишком далеко. Метастазы в костях. На следующий день после приезда его положили в клинику… Лечение помогло в том смысле, что он больше не страдал и мог закончить монтаж фильма, который длился несколько недель… А потом началась эта история с приездом его сына. Четыре года он отчаянно пытался организовать приезд сына с бабушкой. Я была у советского посла. Я передала ему письмо от профессора Шварценберга, в котором описывалось состояние здоровья Андрея. Одновременно президент Миттеран написал, кажется, Горбачеву, и немного позже мы получили известие о том, что его сыну разрешено приехать во Францию».

В мае состоялся кинофестиваль в Каннах. Андрей проходил курс химиотерапии и чувствовал себя чуждым всему земному. Тошнота, слабость, страшно исхудавшее лицо под лысым черепом… Его знаменитые смоляные волосы прядями оставались на подушке. Пришлось сбрить остатки. Мысли об ускользнувшем в очередной Гран-при не мучили его, ощущавшего себя уже по ту сторону реальности.

Однако после пройденного тяжелейшего курса химиотерапии состояние Андрея заметно улучшилось, и 11 июля 1986 года он покинул клинику. Марина Влади поселила семью Тарковских у себя. На время дом Марины Влади стал домом Андрея. Через некоторое время («по совету неумного друга», как комментирует Марина Влади) он уехал из Парижа в ФРГ, чтобы пройти очередной курс лечения в модной клинике. К сожалению, модная клиника не спасла, хотя Андрей очень на нее надеялся. В итоге он вернулся в Париж, и здесь прошли последние месяцы его жизни.

«Он верил в то, что он выздоровеет, — вспоминала Лариса Тарковская. — Он почему-то верил, что Бог ему поможет. Особенно воспрял он духом, когда приехал сын…»

«Отец расспрашивал меня обо всем, что делалось в Москве, — вспоминает 16-летний Андрей, приехавший в Париж с бабушкой. — Он беспокоился о нашем доме в деревне и все время строил планы по его перестройке. Мне казалось, что он очень тосковал по родине… Он старался держаться мужественно, чтобы подать пример матери, которая страдала не меньше».

Андрей вернулся домой, так и не услышав от отца, что ему осталось жить совсем мало.

И когда сын последний раз звонил ему из Москвы в Париж, умирающий сказал: «Ничего особенного не случилось. Все будет хорошо».