Андрей Смирнов

позволять себе того, что часть его души хотела всегда. Другая часть души кричала от боли от этих

мыслей и желаний, от ужаса перед тем, кем он стал — и продолжал становиться. Что-то

нашептывало ему, что боль прекратится, когда он обретет целостность — и если целостность

благородного рыцаря-чародея, познавшего пути природных стихий, сделалась недоступной, то

следовало обрести иную целостность, найдя ее во тьме.

И вот, наступил день, когда он не выдержал. Он привел восьмилетнего сына одной из

служанок в свои аппартаменты и запер их изнутри; привязал мальчика к кровати и разрезал на нем

одежду. Ойлен гладил его хрупкое юное тело, целовал соски и крошечный пенис и чувствовал, как

дикое желание буквально разрывает его на части. Мальчик был таким испуганным, таким

хрупким, чистым и невинным, таким беззащитным — что не было во всем мире большего

удовольствия, чем растоптать его невинность, осквернить его чистоту, сломать его незрелую, еще

не начавшуюся толком жизнь. Член Ойлена стоял колом, но войти в зад мальчика он долго не мог

— слишком тот был узок. Тогда Ойлен вытащил нож и воткнул его туда, куда не мог проникнуть

член. Мальчик истошно закричал — Ойлен не обратил на его вопли внимания также, как прежде

не обращал внимания на слезы и мольбы. Ойлен покачал нож в ране, вытащил его и вновь

попытался войти — на этот раз у него получилось. Крови было много, она была повсюду — на

простынях, на полу, на члене и бедрах… Кровь и запах дерьма. Ойлен насиловал мальчика всю

ночь, не заметив даже, в каком именно часу тот перестал кричать, а в каком — совершенно уже

затих и перестал дышать. Он ясно осознал, что он мертв лишь под утро, когда тело совсем остыло.

Ойлен стал втыкать в тело мальчика нож, но реакции не было, и кровь из ран почти не текла.

Тогда командор Горы сел в кресло и стал разбираться с бумагами. Нужно было определить,

надолго ли хватит припасов и посмотреть, сколько теплого белья имеется на складах Вайдена. В

конце концов, зима уже началась и для того, чтобы пережить ее, необходимо все тщательно

спланировать и распределить. Служанка, которая каждое утро приходила для того, чтобы

прибраться в спальне, при виде трупа ребенка на кровати истошно закричала и выбежала вон.

Позже пришли рыцари, они задавали несущественные вопросы и почему-то настаивали, чтобы

Ойлен оделся и смыл с себя кровь. Кто-то убрал труп и поменял простыни, одного из оруженосцев

приставили чистить пол. Ойлен старался не обращать внимания на эту суету. Сколько у них

лошадей? Сколько теплых плащей и сапог? Достаточно ли заготовлено дров? Вот о чем следовало

думать.

***

Хадес занял Йонвель, после чего двинулся на север. Барон Рейер, скрипя зубами, открыл

перед ним ворота Дераншаля. Хадеса увиденное не впечатлило: две деревянные башни, четыре

невысокие стены и длинный П-образный дом между ними — вот и весь «замок». Однако, на

текущий момент это была самая крайняя северо-западная точка на контролируемой ими

территории Текиона, наиболее близкая к Тейфу и Колфьеру, и потому имевшая важное

стратегическое значение. Если союзники Ордена, морские разбойники, успешно возьмут Колфьер, и двинутся дале на юго-запад, то Дераншаль станет местом объединения сил, которые затем

выступят против хорошо укрепленного и сильного Тейфа. С другой же стороны, если со стороны

Тейфа последует превентивный удар, то именно Дераншаль станет первым замком на пути графа

Кладгера. Оставив в Дераншале тридцать человек, основная задача которых состояла в разведке и

сборе информации, Хадес вернулся в Йонвель. Барон Зайрен принял его любезно, почти

дружелюбно; старый эс-Кван же, напротив, едва сдерживал злобу — но у командора крепло

чувство, что он намучается еще с обоими, при том неизвестно, с кем больше. Зайрен себе на уме

— расчетливый и прагматичный, он мог стать наиболее неприятным врагом, и поэтому стоило

держать его поближе. Рейер, напротив, мог выкинуть что-нибудь совершенно неразумное,

например попытаться вырезать оставленный в его замке гарнизон. Он и его ближние, несомненно, будут умервщлены если барон осмелится предпринять нечто подобное — но Хадес раздражала

мысль о том, что сама попытка может стоить ему нескольких людей. Проще было бы перебить

всех этих ненадежных барончиков и поставить повсюду своих рыцарей — но, решив таким

образом одну проблему, Ордена создали бы себе другую, имевшую бы неприятные последствия в

стратегическом плане: узнав о резне, подчинившиеся Ордену бароны могут с перепугу устроить

мятеж, а еще не подчинившиеся — перестанут открывать перед Орденом ворота, и взятие каждого

населенного пункта, имеющего хоть какое-то подобие укреплений, будет сопровождаться

отчаянным сопротивлением. Поэтому Хадес не тронул ни Зайрена, ни Рейера, но лишь постарался

устроить все так, чтобы каждый их шаг был у него на виду. Пусть только дадут ему повод — и он

без колебаний вырвет лишние звенья из позвонков обоих. 2

Хадес не имел ни фамилии, ни второго имени — белоглазый и беловолосый уроженец

Сальгердских островов, он мог бы получить имя только на корабле, если бы оказался принят в