Андрей Смирнов

брата, потеря ребенка, бесплодие и семейные неурядицы сломили ее дух. Мирис не только

упрекал ее, но и оказывал некоторую поддержку, которой ей не хватало. Используя пряник и

плеть, он морально совсем раздавил ее. Муж ее продолжал пить; Мирис через мать внушил сестре

мысль обратиться к ведьме за зельем, которое отвратило бы зятя от вина. Жизель подлила зелье в

вино, но муж ее от этого питья скончался. Мирис затеял иную игру: теперь он винил Жизель в

смерти ее мужа. Погрузившись в отчаянье, Жизель покончила с собой. Мирис обвинил в ее смерти

мать, которая посоветовала Жизель обратиться к ведьме Гальгарии; и хотя мать сделала это по его

собственному совету, данное обстоятельство было быстро забыто. Мать была близка к

помешательству, теперь вся ее жизнь сосредоточилась на Мирисе, которого она старалась

окружить заботой и вниманием. Особую пикантность этой истории придавало то, что Мирис сам

был клиентом той ведьмы: сначала он купил у нее зелье, спровоцировавшее выкидыш Жизель и ее

бесплодие, а затем подменил зелье, которое Жизель хотела дать мужу, на отраву. Он был очень

доволен тем, как все вышло.

После того, как у матери не осталось никого, кроме него, он перестал изображать

тяжелобольного, устроился на работу помощником палача в Белое Братство, и превосходно

справлялся со своими обязанностями. Зная, что мать не сможет прожить без него, он прервал с ней

всякое общение и съехал из дому; каждый раз, когда она приходила навестить его — выгонял ее из

дому, напоминая о том, что именно она виновна в смерти Жизель. В итоге, мать тронулась умом и

бездумно бродила по городу, разыскивая умершую Жизель; по прошествии времени она сгинула

среди бездомных и нищих.

На новой работе одной из первых жертв Мириса стала Гальгария — он сам донес на нее и

сам запытал до смерти. Хотя ведьма и не знала, для какой цели послужат те зелья, что она продала

клиенту, Мирис справедливо полагал, что она слишком многое знает о нем и может проболтаться; поэтому он устранил ее при первом же удобном случае.

Работа в пыточной камере и на плахе нравилась Мирису, но в ней было что-то грубое,

слишком поспешное: со многими пленниками приходилось расставаться прежде, чем удавалось

полностью сломать их, и это печалило молодого палача. Он предпочитал долгую, кропотливую

работу; боль с его точки зрения была лишь инструментом, а не самоцелью. Важно было

установить с жертвой личный контакт, добиться доверия особой глубины — такого доверия,

какового жертва, истязаемая физически и раздавленная морально, до сих пор не знала. Мирису

нравилось ощущать чужие отчаянье и безысходность; тяжкие и бесплодные сожаления о

совершенных ошибках были музыкой для его сердца. Пленник должен был испытать невыносимое

чувство вины, облегчить которое не могло ничто; особое удовольствие вызывали случаи, когда в

казематы Братства попадали близкие родственники, друзья или супруги — тогда Мирис

обустраивал все так, как будто бы страдания одной из жертв были целиком на совести другой: если пленник вел себя неудовлетворительно, Мирис наказывал близкого ему человека, и наоборот.

Одно из самых сладких его воспоминаний было связано с обвиняемыми в ильсильварской ереси

супругами: вместе с родителями были взяты также двое маленьких детей. На глазах родителей

Мирис в течении нескольких дней, с перерывами, поджаривал детей на медленном огне. Крики и

мольбы вызывали на его лице лишь улыбку; родители признались во всем, тысячу раз раскаялись

и пожалели, что дали увлечь себя еретическим лжеучениям, выдали всех знакомых, которые

разделяли с ними эту ересь или хотя бы интересовались ею. Мирис искалечил не только их души, но и тела: он ослепил их, вырезал им половые органы, отрезал по два-три пальца на каждой руке, после чего, спустя четыре месяца невыносимого ада, ходатайствовал за них на суде Братства, уверяя, что они полностью раскаялись и переменились. Супругов отпустили на волю: Мирис знал, что после того, что он с ними сделал, смерть стала бы для них лишь избавлением от мук, зато

жизнь превратится в беспрестанную мучительную пытку воспоминаниями.

Чаще, однако, случалось так, что тратить на работу с жертвами неограниченное время он

не мог — начальство требовало результатов, быстрых признаний и столь же скорых казней. Все

упиралось в боль и грубые воздействия; тонкими манипуляциями, формированием чувства вины, отчаяньем и раскаянием приходилось пренебрегать. Мирису нужен был кто-то, кого он мог бы

постоянно терзать не только и не столько физически, сколько морально. Поскольку ни матери, ни

сестры уже не было в живых, он решил, что пора жениться.

Он нашел нищую женщину с ребенком и попрекал ее каждым куском хлеба, который

приносил в дом — при этом, ее собственные попытки хоть сколько-нибудь заработать стиркой или

шитьем он жестко пресекал. Когда ребенок немного подрос и мать стала позволять ему выходить

на улицу одному, Мирис, улучив момент, увел его с собой, убил, и закопал тело в лесу. Затем он

отправился на работу и вернулся домой в обычное время. Скрывая удовольствие, он смотрел, как