Андрей Смирнов

погасли, пламя в светильниках затрепетало, часть священных статуэток опрокинулась. Люди

чувствовали, что от женщины исходит одна сила, а в молитве содержится другая, и эта, вторая, оберегала их от силы одержимой. Они поняли вдруг, что восхищение, даже преклонение перед

ней, любовь к ней, симпатия и иная душевная нежность, возникавшая при виде ее скромного и

прекрасного образа — все это было иллюзией, фальшивкой. Истинная сила Белой Богини,

принесенная на остров гешским жрецом, открыла им глаза: с самого начала жена Эдрика

использовала какие-то чары, чтобы влюбить в себя всех обитателей замка и лишить их здравого

рассудка и рассудительности. Но на деле она была всего лишь красивой девушкой, в которую

вселился демон обольщения, и не более того.

Это понимание овладело не всеми и не сразу, но число молящихся росло, и тогда они

ощутили, что сила демона уступает, а сила Белой Богини, сила жреца и храма, соборная сила

молящихся распространяется и побеждает. Рыцари Гэйбара уже не столько поддерживали,

сколько держали женщину — впрочем, она уже почти затихла и не сопротивлялась. Ее взгляд

сделался пустым и безразличным: та жизнь, которая в нем оставалась, была наполнена мукой,

отчаянным сопротивлением наступающему бессилию — однако, жизни в ее взгляде оставалось

все меньше и меньше. И вместе с этой, утекающей жизнью, что-то происходило с ее телом: люди, касавшиеся его, ощутили, что оно стало легче и проницаемее: там, где были одежда и плоть,

теперь находился сгущенный свет, оказывавший сопротивление рукам, касавшимся его — но не

так, как это делает плотный предмет, а так, как сопротивляться движению могли бы вода или

сильный поток ветра. Жрец начал читать молитву об изгнании нечисти, но закончить ее не успел: послышался визг рвущегося воздуха, и почти сразу башня содрогнулась от удара. Одна из стен

словно взорвалась — на людей, стоявших рядом с ней, полетели обломки камней и куски

штукатурки. То, что ворвалось в святилище, убило жреца быстрее, чем обитатели замка успели

разглядеть его облик, и лишь затем, когда стальная молния, смявшая и отбросившая к алтарю тело

служителя Белой Богини, развернулась и двинулась к одержимой — уже не столь быстро, меняя

форму и принимая облик человека по ходу движения — они поняли наконец, кто столь грубо и

бесцеремонно вмешался в происходящее. Один из рыцарей попытался задержать его, заступив

дорогу и вытянув меч так, чтобы его кончик оказался приставленным к горлу военного

инструктора — Эдрик, не замедляя шага, нырнул под меч, сломал рыцарю руку и отшвырнул его с

дороги. В часовне началась паника — часть придворных бросилась к выходу, рыцари обнажили

оружие и отступили, некоторые встали так, чтобы закрыть своими телами герцога. Но

бессмертный не обращал на них никакого внимания, люди его не интересовали.

— Мольвири! — Позвал Эдрик, опускаясь на колено перед богиней.

Тело Мольвири, более никем не поддерживаемое, продолжало висеть в воздухе так, как

будто бы она лежала на наклонной поверхности или сидела, вытянув ноги, в невидимом кресле.

Окружавшее ее сияние стало ярче… нет: она сама постепенно превращалась в сияние. Крошечные

частицы света, словно светлячки, отлетали от нее и таяли в воздухе. Взгляд Мольвири — как

взгляд самой вечности, бесстрастной и пустой.

— Мольвири!.. — Вновь позвал Эдрик. Ему показалось, что что-то изменилось: будто бы в

этом совершенном, но бездушном великолепии промелькнула тень девушки, которую он знал;

тень богини, словно пришедший в этот мир из далекого прошлого, из времен, когда боги еще не

ведали страха и жадности, и щедро дарили миру свою силу и самих себя, ничего не требуя взамен.

Эдрик протянул руку и коснулся ее руки… попытался коснуться. Он ничего не ощутил, перед ним

был призрак, тающий в воздухе, и последняя искра живого чувства была отдана Эдрику, как

прощальный дар, во взгляде богини, теряющую свою смертную оболочку и связанную с этой

оболочкой личность. Ему показалось, что она пытается сказать «Спаси меня…» — но не может: ее

уже не было здесь, и призрак сделался прозрачным, а затем полностью истаял и распался на

множество световых огоньков прежде, чем сердце Эдрика успело стукнуть три раза.

Ее уже не было, а он продолжал стоять на колене, бездумно глядя на место, где она только

что была. Ее крик застал Эдрика в двадцати милях от замка; он услышал его не ушами, а как-то

иначе, одним из тех мистических чувств, что присущи Тэннаку; он бросил лошадь и устремился к

замку в своем бессмертном обличье, не беспокоясь уже более о том, чтобы изображать обычного

человека. Но он опоздал. Возможно, появись он на минуту ранее, убийства жреца и нескольких

благочестивых идиотов хватило бы, чтобы ее спасти, но время было упущено, и сила,

скопившаяся в бисурите ее культа, поглотила ту, кому этот культ был посвящен. Не с этой ли

целью Солнечные Князья, ее братья и лелеяли религию Белой Богини, рассчитывая когда-нибудь

выпустить Мольвири из тюрьмы и насильно сделать ее той, кем она быть нисколько не хотела?

Что с ней теперь произошло? В каком виде она существует? Не очнулась ли она в Эмпирее —