Сахаров же тогда, видимо, не пробудился ото сна, в который его погрузила смерть жены. Иначе не понять, как он мог не заметить столь важного для него события. Ведь больше всего Сахаров стремился к открытому обсуждению, которое Капица и предложил.
Плохо Сахаров запомнил и обстоятельства своего возвращения в ФИАН — той же тяжелой для него весной 1969 года.
Из Средмаша в ФИАНЧерез месяц после смерти жены к Сахарову домой приехал Е.Л. Фейнберг и от имени их общего учителя — Тамма (уже прикованного к постели) предложил возвратиться в ФИАН.[470]
15 апреля Сахаров написал заявление директору ФИАНа с просьбой зачислить его старшим научным сотрудником в теоретический отдел. Он объяснил:
В настоящее время я фактически не работаю по линии Министерства Среднего Машиностроения на работе, бывшей моим главным делом в 1948—19б8 гг. В ФИАНе предполагаю работать в области теории элементарных частиц. Мне потребуется некоторый срок для ликвидации пробелов в моих знаниях в этой области.
Прошу официально запросить Министерство Среднего Машиностроения о моем переводе в ФИАН.[471]
Только через полтора месяца министерство отпустило столь несреднего машиностроителя. Он был заместителем научного руководителя Объекта, и его перемещение должно было быть согласовано наверху.
Черновик заявления в Средмаш, 1969.
«Прошу Вашего разрешения на мой перевод в ФИАН для работы в области теории элементарных частиц».
Неясно, что здесь изобразил безработный академик, — конкретного адресата или ВПК в целом.
В Средмаше пытались найти какое-то внутреннее решение этого кадрового вопроса. Один из руководителей конфиденциально попросил совета у Л.П. Феоктистова, «как нам Андрея Дмитриевича нейтрализовать».[472]
Феоктистов тогда был заместителем руководителя Объекта № 2, а прежде работал на Объекте № 1 и знал Сахарова лично. Он предложил два варианта, один из которых учитывал поворот Сахарова к проблемам войны и мира.
Много, мол, непонятного в том, как поступать с ядерным оружием, надо ли его развивать, вести ли испытания, борьба за мир, что всему этому могут противопоставить, какие идеологические подходы. Но сделать в более конкретном русле: не оставляя его, так сказать, одиночкой. Предложение: давайте создадим институт «Проблем ядерной войны», что-то в таком роде. Его поставим во главе, институт разовьет идеологию ядерной войны, оружия, появятся более четкие взгляды. Но все это будет под контролем!
Другой вариант — более традиционный:
В конце концов, [Сахаров] является, вместе с Таммом, родоначальником термояда. И вроде бы негоже, — почему корифей в стороне от благородного дела? Опять же, я знаю его характер — не очень-то коммуникабельный. Давайте создадим ему исключительные условия — может быть, даже лучше не в Москве, чтобы отсечь влияние, дескать, а где-нибудь, скажем, под Горьким. Создадим ему институт и скажем: «Андрей Дмитриевич, вам надоели военные бомбы, — но вот во всей неисчерпаемой красе ядерная энергия. Давайте, — конкурируйте с Институтом Курчатова, с другими институтами. В помощь набирайте кого хотите, вам пару выпусков из Университета придадим». Тут я немножко не то что лукавил, но писал это с воодушевлением, надеясь, что, может быть, если план состоится, сам туда попаду, потому что мне тоже бомбы надоели.[473]
Из этого, однако, ничего не вышло. Сахаров уже давно оторвался от проблем управляемого термояда, а изучение проблем войны и мира под руководством неуправляемого физика слишком посягало на полномочия ЦК.
Наконец 3 июня 1969 года Сахарова выпустили из мира секретной техники в открытую чистую науку, хотя он и остался навсегда «секретоносителем».