Конечно, такое несходство в характерах не должно было помешать Тамму видеть поступки Сахарова, которые со стороны кажутся почти героическими — например, то, что Сахаров предложил свою московскую квартиру изгнанному с Объекта Агресту с его большой семьей. Но Тамм, который и сам активно защищал изгоняемого, мог посчитать это просто нормальным поведением хорошего человека — квартира-то пустовала.
Со временем Тамм вполне оценил масштаб личности своего ученика. В 1968 году Тамм, в связи с награждением его высшей наградой Академии наук (золотой медалью Ломоносова), подготовил доклад, но сам его читать не мог из-за болезни (которая свела его в могилу через три года). Прочитать этот доклад на общем собрании Академии наук он попросил Сахарова, инакомыслие которого к тому времени уже вполне обозначилось.[292] Сахаров с гордостью вспоминал об оказанном ему доверии.
По мнению Д.А. Киржница, хорошо знавшего обоих, к тому времени «Игорь Евгеньевич чувствовал в Андрее Дмитриевиче такую мощь — глобально, мощь личности, мощь человека, — которой не было у него самого и не было у других его учеников».[293]
Но в годы их совместной работы на Объекте формирующей для Сахарова была
Другой случай принципиальности Тамма мог бы разрушить отношения учителя и ученика, если бы Тамм не был Таммом, а Сахаров — Сахаровым.
Вспомним, что отзыв, с которым в октябре 1953 года тридцатидвухлетний Сахаров был избран академиком, подписали Курчатов, Харитон и Зельдович. Отсутствие подписи Тамма — учителя Сахарова и руководителя отдела, в котором он работал в ФИАНе и на Объекте — не могло быть случайным.
Как Тамм оценивал тогда своего ученика, ясно говорит его отзыв на докторскую диссертацию Сахарова в начале июня, за несколько месяцев до выборов в академию.
Последняя фраза подразумевала «избрания в члены-корреспонденты Академии наук».[297] Почему же Тамм не присоединился к рекомендации миновать первую ступень и избрать Сахарова сразу академиком, раз такая возможность представилась?