Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна

1973. Проблема образования детей Е. Г. Боннэр, ставших заложниками общественной деятельности А. Д. Сахарова. Новые интервью и пресс-конференция Сахарова западным журналистам в кв. 68 на ул. Чкалова. Ужас коллег Сахарова, но не всех. Первая газетная кампания травли А. Сахарова. Родился первый внук Е. Г. Боннэр. «Черный сентябрь» грозит расправой. Допросы в следственном отделе КГБ в связи с передачей на Запад тюремного «Дневника» Эдуарда Кузнецова.

«Дорогой Боря! Мне мало что есть написать о твоем отце. Я ведь только присутствовала, настоящего общения с ним у меня не было. Получится пересказ того, что говорил Андрей, да еще неточный, потому что точности время смывает как вода. Но я очень хорошо помню знакомство с Львом Владимировичем и с твоей мамой Марией Парфеньевной[128].

Было начало лета 1973 года. В Москве шел очередной международный кинофестиваль. Андрей купил билеты на какие-то просмотры в Дом ученых. Наши места оказались рядом со Львом Владимировичем и твоей мамой. Андрей был явно обрадован таким соседством и, как мне показалось, твои родители тоже. На каждом просмотре обычно демонстрировали два фильма. В антракте, который между двумя фильмами длился минут двадцать, а может и больше, мы вчетвером вышли на улицу, чтобы продышаться — в зале было очень душно. А я сразу заторопилась на улицу, чтобы покурить. В маленьком садике перед входом в Дом ученых было тесно, но вокруг нашей четверки образовалось некоторое пустое пространство, как будто был невидимый, но явно очерченный круг, куда нельзя ступать, хотя некоторые люди, явно знакомые Андрею, не входя в круг, слегка кивали — то ли здоровались, то ли случайно трясли головой. Неестественность этого движения как-то четко обозначалась на фоне очень благожелательного разговора твоих папы и мамы с Андреем. Почему все эти давно знакомые с Андреем люди так себя вели? Ведь еще не было вызова Андрея к Малярову. Соответственно, не было его (Андрея) пресс-конференции, обвинительного письма в его адрес сорока академиков и последующей газетной анти-сахаровской травли, отраженной в сборнике „Pro et contra“[129].

Потом Лев Владимирович в декабре того же года посетил нас в академической больнице. А потом был долгий перерыв, когда я с ним не встречалась. А после нашего возвращения из Горьковской ссылки было несколько вечеров на нашей кухне, долгое чаепитие с чем-нибудь вкусным специально мной приготовленным. Немножко по Блоку „Авось и распарит кручину, хлебнувшая чаю душа“[130]. Правда кручины уже не было. Даже наоборот — мерещились какие-то светлые дали — как будто мы все стали чуток Маниловыми. И время стало двигаться с иной скоростью, как бы толкая нас к неоправданной эйфории.

В кв. 68 на ул. Чкалова, сент. 1973 г.