В декабре 37-го года меня три раза с перерывом в три-четыре дня возили на допрос в Ленинградский Большой Дом. Ночью, уже после «Интернационала» по радио – мне Батаня разрешала с наушниками до полуночи, уже в кровати слушать музыку, а сама она обычно до двенадцати читала, тоже в кровати – раздался звонок в дверь. Батаня и я сразу стали натягивать халаты. Вскочила и Каля (жена дяди Матвея, арестованного в октябре – Ред.) в соседней комнате. Мы тогда ежедневно ожидали, что за ней придут – ведь она была не арестованная жена арестованного. Проснулась и заплакала Наташка. Я пошла к ней, а Каля и Батаня – к двери. Туда же подошла я с Наташкой на руках. Вошел один человек – военный. Он посмотрел на Батаню, Калю, меня и сказал мне: «Поедем» или «пойдем» – я не помню. Никаких бумаг он не предъявлял, а мы не спрашивали и стояли молча, оглушенные, ошарашенные. Тогда он сказал: «Одевайся быстро».