В те дни родители Миронова снова уехали на гастроли (на этот раз по родной стране), и Миронов на время их отсутствия перебрался из Волкова переулка на Петровку. Егорова переехала вместе с ним. Свои отношения они уже ни от кого не скрывали: ни в театре, ни от родителей Андрея. Кстати, незадолго до отъезда родителей Миронов познакомил Татьяну со своим отцом. Тот специально приехал к Театру сатиры, дождался, когда там закончится репетиция «Дон Жуана», и встретил сына и его очередную пассию на улице. Егорова Менакеру понравилась с первого же взгляда. Хотя до этого он всегда отмечал дурной вкус своего сына по части женского пола. Вообще, в отличие от Марии Владимировны, Менакер был больше посвящен в амурные дела обоих своих сыновей и видел большинство их девиц. И редко кто из них производил на него достойное впечатление. За это оба сына удостоились от отца вполне характерного прозвища «говноулавливатели». Но в случае с Егоровой это прозвище оказалось неуместным. Прощаясь на углу Бульварного кольца, Менакер даже нежно потрепал Егорову за ушко и сказал сыну: «Посмотри, Андрей, какие у нее чудные ушки!»
Между тем на Петровке Егорова в тот раз прожила недолго. Как-то во время одной из репетиций в театр приехала знаменитая балерина Майя Плисецкая и увезла Миронова на своем роскошном «Ситроене» к себе домой. Увезла в гости, чтобы показать ему свои апартаменты и подарить пластинку «Кармен-сюита» с музыкой своего мужа Родиона Щедрина (все знали, что Миронов меломан и держит дома богатую фонотеку). Поскольку этот отъезд происходил на глазах у Егоровой, она не смогла простить этого Миронову. И с этого момента вернулась к себе в Трубниковский. И как Андрей ни пытался ее уговорить вернуться, девушка была неприступна. Понимая, что в такой ситуации Егорова ему неподконтрольна и при желании легко может отомстить (принять ухаживания какого-нибудь кавалера, которых возле нее всегда хватало), Миронов пускался на различные хитрости. Например, вечером он звонил ей домой и сообщал, что сегодня они едут развлекаться. Егоровой надо было срочно навести марафет и ждать его приезда. Девушка так и делала. А Миронов, наглец, не приезжал. Это он делал специально: сам где-то веселился, а ее таким образом удерживал в четырех стенах.
16 ноября Миронов играл в «Над пропастью во ржи».
На следующий день в три часа дня он был на «Мосфильме», чтобы продолжить работу в картине «Таинственная стена». В 4-м павильоне снимали эпизод «на танкере» с участием Миронова, Валентина Никулина, Обухова. На следующий день съемки эпизода (кадры из финала) были продолжены. Работа шла ночью с 24.00 до 7 утра следующего дня. Помимо актеров в съемках были заняты дрессированные собаки.
20 ноября Миронов играл в «Клопе».
Утром 23 ноября он снова был на «Мосфильме», где в 4-м тонателье прошло озвучание. Оно шло с 7.30 до 11.30. В нем участвовали: Миронов, Лаврова, Учанейшвили, Шутов. Вечером Миронов играл в «Над пропастью во ржи».
25 ноября ситуация повторилась: утром Миронов участвовал в озвучании (до 16.00), а вечером играл в «Женском монастыре». Параллельно он интенсивно репетировал роль Дон Жуана.
4 декабря Миронов снова вышел к зрителям в костюме Холдена Колфилда.
7 декабря он отправился в деревню Парамоново, где проходили натурные съемки «Таинственной стены» (со 2 декабря). С 10 утра там начали снимать эпизод «пожар» с участием Миронова, Круглого и Учанейшвили. Съемки закончились в 15.30, после чего Миронов вернулся в Москву и вечером вышел на сцену родного театра в спектакле «Над пропастью во ржи».
Утром 8 декабря Миронов снова был на съемочной площадке (пожар, у стены), где снимался до 16.00. На следующий день он снова играл в «Над пропастью…», 12—13-го это был «Женский монастырь».
С 15 декабря съемки «Таинственной стены» вернулись в Москву. В четыре часа дня на набережной Москвы-реки снимали эпизод из начала ленты «у дома бюрократа» с участием Миронова, Лавровой и Учанейшвили. Съемки велись до двенадцати ночи.