Андрей Миронов: баловень судьбы

Мария Владимировна стояла у окна: спокойная, как сказала, аккуратно причесанная. Вещи были давно уложены и, готовые, стояли в тамбуре. Она ни на йоту не изменила своему ритуалу. Выражение лица было полуироническим: «Вот так, ребята, – случилось». Мы молча вошли в поезд, молча взяли вещи, она молча села на заднее сиденье моей машины. Никто, конечно, никаких слов не нашел, продолжали молчать. Поехали. Кира Ласкари что-то пробовал сказать: «Тетя Маша…» Стоп, стоп, стоп – она сделала ему знак рукой. Потом сказала: «Он умер, как Жерар Филипп, в костюме Сида». Тут она немножко перепутала: Жерара Филиппа только хоронили в костюме его знаменитого театрального героя Сида, а умер он не на сцене, а в больнице, но это не имело значения. После этого сказала такую фразу: «Конечно, я полное дерьмо. Я после этого жить не должна. Но у меня не хватит сил сделать это самой. Я буду жить. Буду жить во имя него». Она приехала домой, села в свое знаменитое кресло, то самое, в котором провожала Александра Семеновича (на всех ее последних фотографиях она именно в этом кресле, в прихожей своего дома), и снова окаменела. Через полчаса прибежал Александр Шуров. Был когда-то на эстраде знаменитый дуэт сатириков и куплетистов – «Шуров и Рыкунин». Мария Владимировна с Шуровым дружила больше, чем с Рыкуниным, и привечала его как друга покойного Александра Семеновича. Шуров с порога заохал, закричал, зарыдал. Она ему вдруг холодно и даже надменно сказала: «Шура!!! Стоп!!! Возьмите себя в руки. Что вы себе позволяете?! Если я себе этого не позволяю…» Вот так она себя и держала все эти страшные дни…»

Когда пришло время выбирать кладбище, все близкие и друзья Миронова сошлись во мнении, что это должно быть Новодевичье кладбище. Но, даже учитывая огромную популярность Миронова, сделать это было нелегко. Александр Никитин сразу предупредил об этом Голубкину. Тогда она прямо из его кабинета по «вертушке» позвонила тогдашнему министру обороны Дмитрию Язову. Тот пообещал быть «толкачом» в этом вопросе. Но у него ничего не получилось. Через несколько минут он перезвонил Голубкиной и сообщил, что эта проблема замыкается на 1-м секретаре МГК Борисе Ельцине, а того сейчас нет в Москве – он в служебной командировке. Спустя некоторое время с Голубкиной связался председатель Комитета по культуре Москвы Игорь Бугаев и сказал, что есть решение Моссовета: похоронить Миронова на Ваганьковском кладбище. Голубкина в сопровождении нескольких друзей и коллег отправилась на Ваганьку.

Учитывая огромную популярность Миронова, Голубкина обратилась к администрации кладбища, чтобы ее мужа похоронили на удобном участке. Например, рядом с церковью или около кулумбария. Но ей отказали, заявив, что свободных мест там нет. И никаких исключений, даже для такого человека, как Андрей Миронов, делаться не будет. В итоге свободным оказался участок, находившийся достаточно далеко от входа, – 40-й.

Похороны А. Миронова прошли в Москве 20 августа. За пару часов до гражданской панихиды к моргу Института имени Склифосовского приехал Иосиф Кобзон, который привез белый смокинг. Он объяснил Голубкиной, что этот смокинг Миронов примерял перед отъездом в Ригу, он ему очень понравился и они договорились, что после его возвращения с гастролей смокинг будет его. Но Голубкина захотела, чтобы ее супруг в день похорон был облачен в черный смокинг.

Самое ужасное, но, как и в случае с Анатолием Папановым, труппа «Сатиры» в траурных мероприятиях не участвовала, хотя правительство Латвии выделило артистам самолет. Приехало всего лишь несколько человек, а остальных Плучек не отпустил, уговорив продолжать гастроли. Со стороны это выглядело дикостью. Из жизни ушли два прославленных артиста Театра сатиры, те, которые, собственно, и составляли гордость труппы, а артисты даже не пришли на их похороны. Некоторые из коллег ушедших простить это Плучеку не смогли. Например, Зиновий Высоковский. По его словам: «Я ушел из Театра сатиры сразу же после смерти Миронова. Тогда в течение 10 дней не стало ни Папанова, ни Миронова. И, глядя на отношение руководства театра к этим событиям, я решил уйти.

Когда умер Папанов, театр находился на гастролях в Риге. Мне казалось, что в этот момент нужно отменить гастроли, приехать в Москву и отдать свой последний долг. Но гастроли продолжались. И Андрей Миронов играл творческие вечера вместо спектаклей, где был задействован Папанов. Потом, через несколько дней, умер Андрюша. Я не понимал: как же возможно – мир потерял двух таких людей! Мне казалось, что что-то должно измениться. Но театр жил своей жизнью, как будто ничего не произошло. А я уже не мог…»

Между тем, в отличие от актеров Театра сатиры, продолжавших свои гастроли, сотни тысяч москвичей проститься со своим кумиром пришли. Сначала к Театру сатиры, потом – на Ваганьку. Вспоминает Ф. Чеханков: