Андрей Миронов: баловень судьбы

Ролью Мекки-ножа Миронов закончил ушедший год, ею же он открыл и год 1986-й («Трехгрошовая…» игралась 2 января). 4-го это было «Прощай, конферансье!», 5-го – «Бешеные деньги». Затем в течение двух недель Миронов в спектаклях не участвовал, целиком занятый последними репетициями спектакля «Бремя решений». 19-го он снова играл в «Бешеных деньгах», 21-го это было «Горе от ума». А 22 января «Бремя решений» было вынесено на суд широкого зрителя. Как мы помним, Миронов играл в нем главную роль – Джона Кеннеди. В других ролях были заняты: Георгий Менглет (директор ФБР Гувер), Александр Ширвиндт (Сэлинджер), Михаил Державин (Макнамара), Александр Гудзенко (Соренсен), Спартак Мишулин (Тейлор), Юрий Васильев (Роберт Кеннеди), Раиса Этуш (Жаклин Кеннеди).

До конца января Миронов сыграл еще в пяти спектаклях: 24-го это был «Ревизор», 25-го – «Прощай, конферансье!», 28-го – «Бремя решений», 29-го – «Вишневый сад», 31-го – «Бремя решений».

С роли Джона Кеннеди начался для Миронова и следующий месяц – он играл президента США в понедельник 3 февраля. Но перед этим, утром, Миронов провел первую репетицию своего нового спектакля – «Тени» по М. Салтыкову-Щедрину. Миронов выступал в нем в двух ипостасях: был режиссером и исполнял роль статского советника, директора департамента Петра Сергеевича Клаверова.

Вспоминает А. Вислова: «В записной книжке отмечено: „3 февраля, 1986 год. Понедельник, 10 утра“. Миронов приступает к репетициям спектакля „Тени“ по пьесе Салтыкова-Щедрина. Последняя постановка, последняя роль в театре, хотя о том еще никому не ведомо. В тот обычный февральский, в меру холодный день прихожу в театр и поднимаюсь в малый репетиционный зал – просторную комнату с одной зеркальной стеной и балетным станком для упражнений вдоль нее. Посередине стоит длинный стол. Здесь собираются участники будущего спектакля. Миронов приходит не один. Вместе с ним в дверях появляется В. Н. Плучек. Кажется, они что-то договаривают друг другу на ходу, как всегда острят. Но с лица Плучека не сходят напряжение и вызов. Миронов как будто старается этого не замечать, внешне спокоен и собран. В театре ни для кого не секрет, что отношения между главным режиссером и первым актером труппы натянуты. Атмосфера за кулисами последние годы нелегкая. Ее нагнетание не проходит мимо Миронова. Утрату дружеской сердечности и былого взаимопонимания в отношениях с главным режиссером он переживает остро, но изо всех сил старается не обращать внимания на закулисные сплетни и продолжает работать. Миронов всегда отдавал себе отчет, чем был обязан Плучеку, называл его учителем, испытывал к нему непоказное уважение и благодарность…

Полагаю, Миронов не для формальности позвал Плучека открыть и как бы благословить начало репетиций. Он не хотел верить в то, о чем некоторые говорили вполголоса, а другие в полный голос. И был прав. Творческий запал этих двух художников был, как правило, все-таки сильнее перепадов в личных взаимоотношениях. Плучек в своем недолгом вступительном слове высказал много важных и дорогих пожеланий.

Вот несколько отрывков из них.

– Пусть будет у вас атмосфера студии. Спектакль должен быть с душою. Актеры должны испытывать трепет перед репетициями… Несколько пожеланий Андрею Александровичу. Актерская режиссура в чем-то ущербна. Постановка спектакля – это другое призвание, другому должна быть посвящена жизнь. Она требует полного увлечения. Андрей Александрович, вы очень яркий артист и воспринимаете роль через свою артистическую индивидуальность. На репетиции рождаются иногда робкие, иногда ошибочные ростки в актерском творчестве. Их надо всячески поддерживать… Актеров призываю увлечься первоосновой. Немирович говорил о своем театре: «Мы – театр автора». Мне это необычайно близко. Актеры сегодня отучились от понимания особенностей в расстановке слов у великих писателей. О важности такого понимания говорил еще Мейерхольд. Увлекайтесь природой автора, проникайтесь им. Не возлагайте все на режиссуру. Я очень ценю самостоятельность поиска… Необходимо «царапнуть» хоть что-то из современной нашей психологии. Наш театр живой. Во всех спектаклях мы пытаемся найти современный интонационный психологический строй. Бахтин считал, что слово само по себе ничего не значит, когда оно не является носителем интонации. Каждая эпоха имеет свой интонационный фонд. Надо правильно найти в классике современный интонационный ход…

После своего «благословения» Плучек поднялся, пожелал успеха всем, по-отечески поцеловал Миронова и удалился. Глядя на них, хотелось думать, что все хорошо, а грустные домыслы и слухи неверны. Увы, то была иллюзия, что вскоре подтвердилось.

Тем не менее репетиции начались.