В эти же дни Миронов оказался включен еще в один кинопроект – фильм Евгения Матвеева «Победа». Это была экранизация одноименного романа Александра Чаковского, в котором речь шла о последних месяцах Великой Отечественной войны: о Потсдамской конференции глав трех держав 1945 года, падении Берлина и т. д. Миронову была предложена неожиданная роль – американского корреспондента Чарльза Брайта. Позднее многие из коллег и друзей Миронова будут его укорять: дескать, зачем ты снялся в этом откровенно пропагандистском фильме? Миронов в лучшем случае отделывался шутками, но чаще всего просто молчал. На мой взгляд, с его стороны это был просто компромисс. После тех мытарств, которые претерпели последние фильмы с его участием («Мой друг Иван Лапшин», «Блондинка за углом» и даже невинная «Сказка странствий», на которую министр кинематографии Ф. Ермаш, по словам Митты, топал ногами), ему просто захотелось сыграть роль, которая без проблем дошла бы до зрителя. «Уж у такого фильма противников быть не должно», – мог вполне резонно предположить Миронов. К тому же и материально такого рода работа всегда поощрялась по самому высшему разряду. А деньги в нашем обществе, как говаривал герой Миронова Дима Семицветов, пока еще никто не отменял. Да и роль в «Победе» – играть итальянца ему когда-то доводилось (в «Тени» он играл Чезаре Борджиа), а вот американца еще нет. Далее послушаем рассказ самого режиссера фильма Евгения Матвеева:
«В романе, а следовательно, и в фильме, кроме исторических персонажей действовали и герои вымышленные, придуманные Чаковским. Они не только свидетели описываемых событий и в какой-то степени их участники, но и комментаторы, трактовщики. Это журналисты Михаил Воронов (СССР) и Чарльз Брайт (США). В период Потсдама – они друзья, спустя 30 лет, уже в Хельсинки, пройдя через душ „холодной войны“, – противники.
Смысловая нагрузка на эти два персонажа огромная. Они как бы держат скелет произведения, а выписаны были в романе газетно, очерково. Герои не действующие, а функционирующие. Ладно Брайт, этот хоть наделен некоторой эксцентричностью, с еле заметными намеками на юмор, а уж Воронов… Прямой и крепкий, как телеграфный столб. Я не сомневался, что Вадим Трунин в сценарии вдохнет в эти роли какую-то жизнь, но только какую-то. На большее мы не могли надеяться – были ограничены предупреждением романиста: «Фильм не по мотивам, а экранизация».
Значит, вся тяжесть сваливается на исполнителей, на господ артистов. Кто они? Я долго прокручивал в голове множество актерских портретов и все чаще высвечивалось: Саша Михайлов – Воронов, Андрюша Миронов – Брайт.
Михайлов – статен, по-мужски неотразимо красив, обаятелен, и, что самое главное, меня привлекал его темперамент… Не обжигающий, а обволакивающий теплом, как бы располагающий к доверию.
Миронов – это фонтан, из него бьют все краски характера: горячность, юмор, сарказм, ирония… И при этом пластичен дьявольски.
Оставалась ерунда – их согласие.
С Сашей, думалось мне, будет проще: мы с ним недавно закончили работу в «Бешеных деньгах» по Островскому. Он был великолепен в острохарактерной роли Василькова (парадокс, но эту роль, как мы помним, Миронов играл у себя в театре. –
А вот Миронов?! Ведь всеми настолько любим, популярен. Не капризен ли? Не страдает ли «звездной» болезнью?
Прочитали Саша и Андрей сценарий и сразу дали согласие. Правда, с некоторыми пожеланиями. Андрей предложил сыграть Брайта на английском языке – владел он им прекрасно.
– Но ведь тогда понадобится звуковой или титрованный перевод. А это еще больше утяжелит восприятие картины. Пожалуйста, откажись от своего предложения, – умолял я артиста.
– Я так и думал, – ответил Андрей. – Но есть вопрос: кто будет ставить Брайту и компании рок-н-ролл?
Я понимал, что имел в виду Миронов. В фильме есть такой эпизод: вечеринка журналистов, там они острят по поводу своих вождей, танцуют. Танцуют рок-н-ролл. (Здесь Матвеев ошибается: рок-н-ролл придумали в середине 50-х, а действие фильма происходит за 10 лет до этого. –
Я ответил:
– Никто! Это будет импровизация во главе с артистом Мироновым.
Действительно, Андрей только наметил, что надо сделать в этой танцевальной сцене, а на роли журналисток я пригласил моих учениц из ВГИКа – был уверен, что станцуют они прекрасно. И не ошибся ни в выборе постановщика танца, ни в выборе артисток – импровизация получилась замечательная…
– Пробы будут? – спросил Андрей, удовлетворенный моим ответом.
– Обязательно! И не только потому, что их должны смотреть на худсовете «Мосфильма», на коллегии Госкино, в ЦК, но и потому, что надо искать грим. В Хельсинки герои должны быть старше на тридцать лет.
– Не дай бог ряженые!