Андрей Курбский

Следующая претензия царя связана с вовлечением государя в какие-то неправильные церковные обряды: «Если же ты вспоминаешь о том, что в церковном предстоянии что-то не так было и что игры бывали, то ведь это тоже было из-за ваших коварных замыслов, ибо вы отторгли меня от спокойной духовной жизни и по-фарисейски взвалили на меня едва переносимое бремя, а сами и пальцем не шевельнули; и поэтому было церковное предстояние нетвердо, частью из-за забот царского правления, вами подорванного, а иногда – чтобы избежать ваших коварных замыслов».

Примечательно, что Курбский ни в каких «играх» царя не упрекал. Он говорит о «бесовских пирах», о пролитии крови на церковных порогах, о глумлении над монахами («ангельским образом»), «Афродитском грехе» и «Кроновых жертвах». Все это слишком серьезно и никак не подходит под определение «игры». Тем более, как явствует из слов царя, эти таинственные ритуалы (забавы) как-то связаны с церковными обрядами, причем они разыгрывались перед народом: «Что до игр, то, лишь снисходя к человеческим слабостям, ибо вы много народа увлекли своими коварными замыслами, устраивал я их для того, чтобы он (народ. – А. Ф.)нас, своих государей, признал, а не вас, изменников... подобно тому, как Бог разрешил евреям приносить жертвы, – лишь бы Богу приносили, а не бесам». Что ж это за публичные «игры», с помощью которых царь переманивал народные массы из-под влияния изменников – Курбского с боярами, срывая их коварные замыслы, но при этом был вынужден нарушать какие-то церковные обычаи? Что здесь имел в виду Иван Грозный и, главное, в каких словах Курбского он усмотрел намек на эти «игры» – понять невозможно.

Грозный заявил, что «сильных во Израили мы не убивали, и не знаю я, кто это сильнейший во Израили». Царь абсолютно категоричен: «не предавали мы своих воевод различным смертям, а с Божьей помощью имеем мы у себя много воевод и помимо Вас, изменников. А жаловать своих холопов мы всегда были вольны, вольны были и казнить».

Царь тут, несомненно, лукавит. Кто именно подвергся репрессиям в предопричные годы и, следовательно, может быть сближен с «сильными во Израили»? В 1560 году пострадали боярин И. С. Воронцов (по частному доносу Ф. И. Сукина), окольничий А. Ф. Адашев (сослан на фронт), дьяк И. Г. Выродков, а также, возможно, постельничий И. В. Вешняков и священник Сильвестр (правда, по другим данным, он спокойно удалился в монастырь, об этом далее пишет и Грозный: «Поп Сильвестр ушел по своей воле»).

В 1561 году репрессиям подверглись боярин В. М. Глинский, а также тарвастские воеводы Т. М. Кропоткин, Н. Путятин и Г. Е. Трусов-Большой. В 1562 году был насильственно пострижен в монахи боярин Д. И. Курлятев (по обвинению в попытке отъезда в Литву). В аналогичном преступлении были обвинены боярин И. Д. Вельский и его спутники Б. Ф. Губин-Моклоков, И. Я. Измайлов, Н. В. Елсуфьев. В заточении оказались князья А. И. и М. И. Воротынские, у них были конфискованы земли. Пострадали также князь И. Ф. Гвоздев-Ростовский и, вероятно, – боярин В. В. Морозов.

1563 год был ознаменован двумя крупными процессами: «старицким» и «стародубским» «изменными делами». По доносу дьяка Савлука Иванова у князя Владимира Андреевича Старицкого был конфискован двор, его мать – Ефросинья Старицкая – отправлена в ссылку. По этому же делу казнили князя И. Шаховского-Ярославского. По «стародубскому» следствию пострадали В. С. Фуников-Белозерский, И. Ф. Шишкин, Д. Ф. и Т. Д. Адашевы, П. И. Туров, Федор, Андрей и Алексей Сатины (родственники А. Д. Адашева).

В 1564 году гонениям подверглись бояре И. В. Шереметев-Большой, М. П. Репнин и Ю. И. Кашин (последние двое, видимо, убиты по приказу царя), князья Д. Ф. Овчина-Оболенский, Н. Ф. и А. Ф. Черные-Оболенские, П. И. Горенский-Оболенский.

Таков перечень опальных Ивана IV в предопричные годы. Царь лгал, когда говорил, что «не предавал своих воевод различным смертям». Другое дело, что Грозный считал жертв репрессий не «своими воеводами», а предателями, которым воздалось по заслугам: «А мук, гонений и различных казней мы не для кого не придумывали; если же ты вспоминаешь об изменниках и чародеях, так ведь таких собак везде казнят».

Курбский пытался изобразить отношения между государем и подданными как конфликт тирана с антихристианскими наклонностями и «новых мучеников», причем мучеников прежде всего за веру или, по крайней мере, за чистоту заповедей и христианской морали. Для Ивана это было опасное обвинение, он представал в крайне невыгодном свете. Поэтому Грозный резко отмел религиозную подоплеку конфликта: «Мучеников за веру у нас нет». Царь посмеялся над словами Курбского, что он «оболгал православных»: «Если уж я оболгал, от кого же тогда ждать истины? Что же, по твоему злобесному мнению, чтобы изменники не сделали, их и обличить нельзя? А облыгать мне их для чего? Что мне желать от своих подданных? Власти, или их худого рубища, или хлебом их насытиться? Не смеха ли достойна твоя выдумка?.. Кто же, имея разум, будет без причины казнить своих подданных?»