Вообще-то меня не пускала туда медицина — у меня была основательно повреждена рука (Б. И. Втюрин воевал командиром взвода и роты на Воронежском, Степном, 1-м Украинском и 1-м Белорусском фронтах, был трижды тяжело ранен, награжден орденами Отечественной войны I степени и Красной Звезды. —
Когда на Первой конференции по Антарктике, проходившей в Париже 6–10 июля 1955 года, распределяли места между странами для постройки антарктических станций, Советский Союз на правах первооткрывателя Антарктиды, как наследник Российской империи, претендовал, разумеется, на Южный полюс. Но советская делегация к началу конференции опоздала. Она приехала, когда все места были уже разобраны, и Южный полюс «отошел» к США. Советским людям не положено было искать легких путей, поэтому на Второй Антарктической конференции в Брюсселе в том же году руководитель советской делегации Михаил Михайлович Сомов указал на две самые труднодоступные точки внутри континента — Южный магнитный полюс и точку, равноудаленную от всех морских берегов Антарктиды — так называемый Полюс относительной недоступности, или ПОН (Полюса недоступности как географический термин ввел канадский полярный исследователь Вильялмур Стефанссон в 1920 году). Ближайшая к этим точкам береговая база, от которой было бы удобно осуществлять снабжение, должна была быть построена в Восточной Антарктиде напротив Австралии, прямо посреди ее антарктического сектора, учрежденного еще в 1933 году. А дипломатических отношений между СССР и Австралией тогда не было. Вернее, они были с 1942 года, но 23 апреля 1954-го все испортил третий секретарь посольства СССР в Канберре Владимир Михайлович Петров, сообщивший австралийским властям о наличии в стране советской агентурной сети. Но Австралия тогда не стала препятствовать строительству «у себя» береговой научной станции Советского Союза, сделав жест доброй воли.
Первую советскую экспедицию в Антарктиду решили сделать комплексной, сформировав для нее семь научных отрядов: аэрометеорологический, гидрологический, гидрохимический, геологический, геофизический, гидрографический и биологический. А сама экспедиция получила название Комплексной антарктической экспедиции (КАЭ).
«И вот настал день, — написал в своем дневнике Андрей Капица, — когда два корабля экспедиции „Обь“ и „Лена“ отошли от причала Калининградского порта. Мне не верилось, что я плыву в Антарктиду, страну моих детских мечтаний. А по пути еще заходы в Голландию, Южную Африку… В экспедиции я всегда веду дневники»[175].
30 ноября 1955 года три судна — дизель-электроходы ледового класса «Обь» и «Лена» и рефрижератор № 7 — вышли в дальнее плавание из Калининграда. Сохранились фотографии в порту. Улыбающиеся молодые мужчины в черных тяжелых драповых пальто с грубыми лицами недавних фронтовиков. Провожающие их жены в беретках, кургузых шляпках и кубанках c «мехами» на плечах. Море черных ушанок, морских фуражек и телогреек. Андрей Петрович Капица — на голову выше всех!
16 декабря пересекли экватор, устроив традиционный праздник Нептуна. Сделали остановку в просто немыслимом для советского человека Кейптауне — столице апартеида. «Интересно там было, — впоследствии вспоминал Андрей, — но больше всего нам хотелось попробовать бананов. Тогда в Советском Союзе бананов было даже не увидеть — шел 1954 год! А в Кейп-Тауне на набережной связка бананов килограммов, наверное, в двадцать стоила центов пять — одну двадцатую доллара. Ну, накупили, сели, куда кожуру? — в океан! Сидим, едим бананы, кожуру кидаем за спину. А мимо нас ходят белые и как будто над нами смеются. Наелись мы бананов от души, пошли гулять, быстро познакомились с местным населением, и мы их спросили: „А чего над нами все смеялись?“ — „Так у нас бананы едят только негры и мартышки“. Таким было наше первое знакомство с расовой дискриминацией в Южной Африке»[176].
В ночь на 5 января 1956 года «Обь» бросила якорь в бухте Фарр с координатами 66° южной широты, 77° восточной долготы. Участник КАЭ, тракторист монтажно-строительного отряда Василий Денисович Щур вспоминает: «Антарктида встретила нас айсбергами, отвесными ледяными стенами, пингвинами и необычайно ярким солнцем… Без темных очков было невозможно ходить, и мы пользовались… засвеченной фотопленкой. Так получилось, что контейнер с очками находился на теплоходе „Лена“, который пришел позднее „Оби“»[177].