Андрей Капица. Колумб XX века

Андрей в предисловии писал: «Алексей Николаевич тяжело болел. В 1942 году у него был инсульт, от которого он почти полностью оправился, и его отправили на курорт в Боровое, в Северном Казахстане. Лето 1943 года я провел у него. Это был год его 80-летия. В июле ему присвоили звание Героя Социалистического Труда. В августе, в день рождения, в Боровом, он получил множество поздравлений, а само чествование состоялось позже, осенью, в Москве, где в сентябре собралась вся наша семья»[128].

Год 1943-й оказался для Андрюшиного папы очень напряженным. 22 марта он удостоился Сталинской премии 1-й степени за открытие явления сверхтекучести жидкого гелия и изучение его свойств. В апреле этого же года на сконструированной им установке ТК-200 производительностью 200 кг жидкого кислорода в час в ИФП заработал Опытный завод. А 8 мая постановлением Государственного Комитета Обороны (ГКО) Петр Леонидович был назначен начальником Главного управления кислородной промышленности при Совнаркоме СССР — Главкислорода, то есть фактически стал сталинским наркомом.

А тем временем нам пора уже хоть что-нибудь узнать об Андрюшиной школьной учебе. Сохранился его табель за 1943/44 учебный год — самый обычный табель! По «естествознанию» — 5, это Андрей еще сдал экзамен, чтобы подтвердить годовую оценку, как тогда называлось — «сдать испытание». А по географии, вот те на — 3! По «русскому устному» — 4, по письменному — 3, по алгебре — 4, по геометрии — 3. Внизу написано: «Капица А. переведен в седьмой класс» и стоит круглый штамп: «Средняя школа № 20 Москва Лен. р-н»[129].

Оказалось, что и его родители тоже учились не ах!

Капитан-лейтенант и заядлый охотник П. С. Оршанко вспоминал: «Капица Петр Леонидович мог и пошутить, и поозорничать, и пококетничать. Как-то он рассказал мне, что его исключили в Кронштадте из гимназии за неспособность к обучению. Он говорил это на полном серьезе, но поверить этому было трудно, и я обратился к Анне Алексеевне за уточнением. Она сказала: „Петру Леонидовичу нравится так говорить, а фактически дело было иначе: его мама, женщина очень умная, обнаружив у сына математические способности, перевела его из гимназии в реальное училище“. Но Петр Леонидович продолжал на своем настаивать. Много лет спустя, когда я появился в Москве и пришел к нему с визитом, он обратился ко мне при встрече, не успев поздороваться:

— Капитан, слышали новость?

— Какую?

— Мне поставили в Кронштадте, на моей родине, прижизненный бронзовый памятник! И знаете где? Рядом со зданием бывшей гимназии, из которой меня изгнали за неспособность к обучению!»[130]

Елена Леонидовна Капица, внучатая племянница Петра Леонидовича, писала: «Уже после смерти Анны Алексеевны ко мне в руки попали сохраненные ею школьные тетрадки и аттестационные ведомости за первые годы обучения. И действительно, аккуратностью тетрадки не блещут, да и оценки весьма средние, разве что языки — французский и немецкий — давались ей очень хорошо. Встречаются записи „Очень болтлива и неусидчива“, „С места отвечает хорошо, но связным рассказом затрудняется“ и т. п. Но что поразило меня более всего, так это оценки по рисованию. Забегая вперед, скажу, что именно в рисунке и живописи в наибольшей степени проявился у нее талант впоследствии. В школе же по рисованию она получала всегда лишь „едва удовлетворительно“»[131].

Соответственно, у родителей Андрюши были собственные, особенные взгляды на его воспитание. Андрей Петрович Капица вспоминал: «Когда мне исполнилось тринадцать лет, отец подарил мне маленькое ружье, одностволку 28 калибра со стволом типа „парадокс“, чем я отчаянно гордился»[132].

Тринадцать лет Андрею исполнилось как раз в 1944 году.

Про московский период своей жизни во время войны он рассказывал в предисловии к книге деда так: «До августа 1945 года мы жили рядом. Алексей Николаевич жил в отдельной квартире в Институте физических проблем, и я часто обращался к нему с просьбой помочь мне в школьной математике. Он с удовольствием доказывал теорему или решал задачу своим, оригинальным, способом, который очень доходчиво мне объяснял. К сожалению, учителя не ценили оригинальность решения, и я получал двойки.

— Мы опять с тобой двойку получили, — говорил я деду, забежав к нему после уроков.

Алексей Николаевич страшно сердился и грозился как-нибудь сходить в школу и навести там порядок.

К деду часто приезжали адмиралы при кортиках в роскошной черной форме с золотыми звездами на погонах. Он очень любил эти визиты и как-то весь подтягивался, глаза его начинали озорно поблескивать, особенно когда он рассказывал какой-либо случай из своей жизни, иногда приправляя его крепким морским словцом. Я обожал эти беседы, хотя мне не полагалось присутствовать при них, поэтому часто раздавалось:

— А ты чего подслушиваешь, а ну, брысь отсюда.