Ребята здоровы и веселы и очень хотят ехать. Ты, когда встретишь Андрейку, должен ему сказать, что Ты думал, что он маленький, а он такой большой! Это у нас уже решено, что Ты так скажешь. Пожалуйста, не забудь. Сереже говори что-нибудь в этом же роде. Санки надо купить. Знаешь, каждому простые деревянные, чтобы могли возить их за собой, маленькие и легкие. Они оба мечтают Тебя увидеть, совсем не забыли и все время говорят о Тебе…»[102]
А Петр Леонидович рассказывает ей о том, что в это время происходит в Москве:
«
…Таможенники заставили нас раскупоривать решительно всё. Причем мебель пришлось раскупоривать на дворе — мороз, ветер, я совсем продрог (часа три пришлось этим делом заниматься). Развернутую мебель потом погрузили и отправили на квартиру. Мебель поцарапали и попачкали. Я так и не знаю, все ли было перетащено, я уже не мог за всем следить. Ну, Бог с ними, хотя у нас в институте прут вовсю. У меня сперли рулетку. Шальников оставил портфель у меня в кабинете на 5–10 минут, и у него из него уперли 100 рублей. У нашего заведующего администрацией украли часы, а у Клеопольда все его жалование, он оставил его на столе. Что уперли с грузовика, я не знаю, так как, конечно, не могу помнить все вещи. Но все же мне интересно знать, что у меня искали таможенники. Ну, что я мог такое провезти, что бы было нехорошее? В чем меня всё еще подозревают? Ведь если мои вещи освобождены от пошлины, то это уж больше не таможенный досмотр, а просто обыск. Как после этого может быть речь о взаимном доверии? Ну их к черту всех! Поскорее зарыться в свою работу и позабыть об них всех. Конечно, теперь я, кроме своей научной работы, делать ничего не буду. Аминь!
Сегодня всё перевезли. Большой генератор очень картинно тащило 15 лошадей. Тяжеловозы работали исключительно хорошо и дружно, к ним не придерешься. <…>
Я сегодня немного возился с мебелью. Собрал верстак, сафьяновые стулья. Скажи ребятам, что их игрушки пришли благополучно. Андрюшина собачка без хвоста тоже очень патетично болталась, привязанная к какому-то свертку. <…>
Завтра месяц, как ты уехала, дорогой Крысеночек. Неужели я скоро увижу тебя и поросят? Мне ведь, кроме вас, никого не надо…»[103]
Одновременно с ИФП в его внутреннем дворе строится большой особняк для семьи Петра Леонидовича Капицы.
Ты не беспокойся о расстановке вещей дома. Я сделаю, когда приеду. Ты занимайся лабораторией и отдыхом.
Ребята страшно хотят ехать. В восторге от того, что увидят Тебя (!) и снег (!). Я их посылаю на неделю на мельницу, чтобы они были в хорошем состоянии перед отъездом…»[104]
Приехали, приехали!
«Первый удар», разумееется, принял на себя ленинградский дом Ольги Иеронимовны и старшего брата Петра Леонидовича на Каменноостровском проспекте. Племянник Леонид Леонидович вспоминал: «Когда приехала из Англии Анна Алексеевна с детьми, мои маленькие братья некоторое время жили у нас в ленинградской квартире. Братья были малы, совершенно неуправляемы, и к тому же периодически друг друга уничтожали… Но вскоре они уехали в Москву: дяде к тому времени дали квартиру на Пятницкой улице, и он переехал из „Метрополя“…»[105]
На разрозненных печатных страничках Андрей Петрович напишет про свой переезд в СССР: «Мы практически не говорили по-русски… сидели на комоде в коридоре и швыряли в проходящих дровами». Двоюродного брата он тогда не запомнил: «С Леонидом мы не общались из-за десятилетней разницы в возрасте. Вы представляете, что такое 5 и 15 лет?» А по поводу московского жилья уточнил: «После переезда в Москву мы поселились на Пятницкой улице в коммунальной квартире»[106].
Поль Дирак тоже приметил самую характерную особенность капицынских мальчишек: «Должен заметить, что жизнь у этих ребят в Кембридже была весьма и весьма свободной, и они получили известность как дикие русские мальчишки. Когда же они приехали в Москву, их стали звать дикими английскими мальчишками»[107].