Андрей Боголюбский

- Так-то вот, - кашлянул Яким в кулак. - Уж на что был крепок князюшка, а и его свалила хворость!

Княгиня мяла в руке кончик платка и молча глядела на сына.

- Тяжело матери видеть в хворости своё чадо, - продолжал Яким.

Княгиня не отвечала.

«Ещё неделя, ещё месяц… - думала она. - Поправится мой сыночек. Не вечно ему хворать…»

Она не слушала, что говорили эти ближние помощники её мужа. Княгиня считала, что они помогали Андрею во всех его делах, - значит, часть вины за её сына лежала и на них. Княгиня посмотрела на Изяслава: бледное, землистого цвета лицо, заострившийся нос, и губы - белые, бескровные… Княгиня на мгновение представила себе сына совсем маленьким мальчиком, когда он впервые сел на коня. Крупные слёзы покатились по щёкам матери, смывая белила и румяна.

- Княгиня-матушка! - начал успокаивать её Яким Кучкович. - Поправится князь, не убивай ты себя…

Княгиня посмотрела на Кучковича, провела пальцами по лбу, как бы желая восстановить что-то забытое. «Ах да… боярин Яким…» Теперь она вспомнила, как перед походом на Волгу Кучкович пришёл к ней в светёлку. Он говорил, что не следует князю отправляться в этот поход: «Для чего нам Волга и новые земли? Слава Богу, своей земли девать некуда». А потом зять его, Пётр Замятнич, - он не дал толпе ворваться в терем и бросить её в яму… Княгиня улыбнулась тонкими губами, но улыбка получилась какая-то жалкая, страдальческая. Она подала Замятничу руку чтобы он помог ей подняться.

- Простите меня, бояре! Вот боярин Яким правду молвил, что тяжко матери видеть своё дитя хворым. Но ведь вы это понимаете разумом, а не сердцем. Как дорого дитя - понять может только мать.

Лицо княгини было бледно, яркими пятнами краснели на щёках румяна. Она выглядела некрасивой, с неубранными из-под платка волосами, с лицом, распухшим от слёз и бессонных ночей. Только в глазах светилось что-то такое, что заставляло не обращать внимания на её некрасивость и на следы от слёз.

Пётр Замятнич усадил княгиню на скамью в углу:

- Мы пришли к тебе, княгиня, со словами привета. Яким всё тужит о сыне твоём, князе Изяславе. Он говорит, что не нужно было брать его на Волгу. Говорил он тогда князю, но князь его не послушал.

Княгиня покачала головою:

- Не нужно было… И Изяславушка был бы здоров…

- Сколько положили животов мы на берегах Волги! - проговорил Кучкович с сожалением. - И для чего? Нешто не могли договориться с твоим отцом и братьями? Ты не сердись на меня, княгиня. Я человек открытый - что на сердце, то и на языке. Тяжко тебе с Андреем. Видит Бог, как тяжко… - Яким нахмурился. - Вот Пётр и говорит мне: «Не могу смотреть, как убивается княгиня. Пойдём утешим».

Княгиня прижалась ухом к груди сына.

- Спасибо вам, бояре! - прошептала она, поднимаясь. - Уж я не знаю, чем вам сослужить за вашу любовь да ласку…

Яким как бы случайно задел колено Замятнича.

- Мы к тебе, княгиня, без корысти, - начал Пётр. - И вперёд, ежели чем сослужить можем, ты только повели. Нужда какая в нас случится - так пошли девку-булгарку.

Княгиня ещё раз поблагодарила.

- Да уж и ты нам, ежели придёт какая нужда, не откажи.

- Конечно, мужи честные. Только сейчас я ума не приложу, чем могу отплатить. Ведь я княгиня только по званию. Князь-то всё по-своему делает, не спрашивает меня.

Возвращаясь от княгини, приятели остановились у коновязи.

- Не любит она князя, - сказал Пётр. - Не приведи Бог, Изяслав умрёт - не простит она князю его смерти.

Яким погладил коня.

- Ты прав, Пётр. Сейчас не любит, потом возненавидит. Это хорошо. Надо её на нашу сторону… Посмотри кругом: все отвернулись, даже жена. Одного-то его мы порешим быстро.

Яким подтянул седло, сказал с натугою, сквозь зубы:

- Волга ему нужна, торговать с Хорезмом да Ираном… На голодраных холопах и смердах держится. На них далеко не уедешь, князь Андрей княж Юрьев…

7

Во Владимир нескончаемым потоком везли брёвна, белый камень, известь. Над городом стоял шум. Стучали молотки, звенели топоры плотников.

Город жил, работал и неудержимо рос. Проходя по улицам, Алексей отмечал про себя каждую новую постройку. Как и все горожане, он особенно гордился своим златоглавым красавцем собором. Около старого города Мономаха, или, как его называли, Печернего города, разрастался с восточной стороны новый посад. Связанные рублеными заборами, маленькие домики тянулись по высокому берегу Клязьмы до впадения в неё неглубокой речки Лыбедь. Этот посад окружили земляными валами, протянули по ним деревянные стены, замкнули белокаменной проездной башней с воротами, которые назвали Серебряными: их дубовые створы были окованы сверкающими листами металла. Отсюда, через Серебряные ворота, уходила дорога к новому княжескому замку Боголюбову и дальше, на Суздаль.