«Князю же Всеволоду, благоверну и богобоязниву, не хотяше того створити», — свидетельствует владимирский летописец. Князь пребывал в печали, но не мог удержать людей, «множества их ради», а потому в конце концов решился на жестокую, поистине «византийскую» казнь, весьма редко применявшуюся на Руси, — ослепление племянников. Люди владимирские «разметаша поруб», то есть разрушили темницу, в которой находились братья, «и емше Мстислава и Ярополка, ослепиша»[207]. Такова «владимирская» версия событий, обвинявшая во всём владимирских «мужей», но не князя. Но за пределами Владимиро-Суздальского княжества эти нюансы, кажется, не принимали во внимание. Во всяком случае новгородский книжник записывал в своей летописи, что Мстислав и его брат Ярополк были «слеплены» «от стрыя своего Всеволода». А ведь за пленников — не только за братьев Ростиславичей, но и за рязанского князя Глеба и его сына Романа — просили и «княгиня Глебовая», то есть жена рязанского князя, родная племянница Всеволода Юрьевича, и — по её просьбе — черниговский князь Святослав Всеволодович (на дочери которого был женат князь Роман Глебович). В своё время черниговский князь помог Всеволоду одолеть племянников, но теперь явно опасался чрезмерного усиления его княжества. Он даже присылал во Владимир своего епископа Порфирия — вероятно, того самого владыку, который некогда благословил и Юрьевичей, и Ростиславичей на совместные действия. Но Всеволод не только отказался отпустить пленников, но и надолго задержал у себя епископа и сопровождавшего его черниговского игумена Ефрема. Отношения между Черниговом и Владимиром обострились, и впоследствии это приведёт к войне между ними. Глеб умер в «порубе» летом того же 1177 года[208]; сына же его Романа Всеволод всё-таки согласился отпустить в Рязань (по словам южнорусского летописца, «едва выстояша» его епископ Порфирий и игумен Ефрем) — но лишь после того, как тот целовал ему крест, что будет находиться в полной его, Всеволода, воле.