Андрей Боголюбский

Андрей тоже посматривал на Леонтия. Сегодня, когда встречал епископа за городскими стенами, понял, что грек не сломил своей гордыни. Разговаривал так, будто во главе Владимирской земли стоит не князь, а он, епископ. Строжайше запретил есть скоромное в Пасху, потому что она пришлась опять на постный день, на среду. И всё же своим поварам и слугам Андрей велел приготовить скоромный стол для всех бояр. «На Руси - не в Царьграде, - подумал Андрей удовлетворённо. - Здесь свои порядки».

Наконец пришло время идти к иконе. Первым приложился Леонтий. Схватившись руками за киот, словно пристыл, вцепившись в Богородицу своим крючковатым носом. За ним подошёл князь, жена князя - булгарка, мачеха - греческая царевна, братья Метисов, Василько, Всеволод, княжичи-дети и, наконец, все остальные.

Выйдя из собора, бояре и дружина направились к хоромам, а простые люди и купечество - пить княжой мёд на площадь. При взгляде на убранный в покоях стол у некоторых бояр бисером выступил на лбу пот. Казалось, от расставленных на скатерти яств можно было проглотить язык. Гости молча усаживались на скамьи. Андрей сел с женою; рядом место было оставлено для Леонтия. Андрей поискал Леонтия глазами и вспомнил свой разговор с казначеем Паисием.

- Что же владыка? - раздражённо спросил он попа Фёдора.

Фёдор пожал плечами и ухмыльнулся.

- Смута, князь, на Руси от греков, - наклонился он к Андрею. - Обвиняют нас в ереси, что-де постов мы не соблюдаем, старым поганым богам молимся.

Князь отодвинул серебряный ковш:

- Я не о том, Фёдор… Почему Леонтий не пришёл к столу?

- Видимо, проведал, что у тебя на столе скоромное.

Андрей потемнел:

- Иди позови. Скажи, что я прошу. Отворилась дверь. В сопровождении двух монахов светлицу вошёл Леонтий. Торопливо ступая и путаясь в рясе, он прошёл вдоль стены и, посмотрев из-за боярских спин на стол, остановился взбешённый.

- Что это? - спросил он, тыкая пальцем в зажаренного поросёнка, лежавшего на оловянном блюде.

Князь молчал.

- Я спрашиваю вас, - повернулся Леонтий к окружающим, - куда вы позвали своего епископа? На бесовскую тризну или на праздник Святой Пасхи?

Бояре смотрели то на епископа, то на князя. Схватив блюдо со стола, Леонтий бросил его на пол и начал втоптать.

- Еретики! - кричал он, брызгая слюной. - Отлучу от церкви! Скоромное в среду… А тебе, князь, - обратился он к Андрею, - срам отныне и до века! Погряз ты в грехах, князь! - продолжал епископ. - Делаешь всё по наущению дьявола…

Не спуская глаз с Леонтия, князь медленно поднялся:

- Епископ!.. Забыл, что говоришь с сыном князя Юрия, внуком великого Мономаха! Я князь, а не чернец и не холоп твой. Иди! - И князь показал на дверь.

- Ты… ты изгоняешь меня?!

Леонтий отступал к двери. На пороге остановился.

- Ты, князь, помни: не вымолить тебе прощенья! А еретикам твоим, дружине и смердам, пылать на костре здесь, на земле, и на том свете!

Молча переглядывались бояре. Потупившись, боясь взглянуть на оскорблённого отца, стояли князья Мстислав, Изяслав и младший Георгий. Княгиня стала белее полотна. Яким спрятал в усах ухмылку.

Князь хотел предложить прочитать общую молитву и садиться за стол, но вдруг из-за стола вышла мачеха.

- Князь! Епископ Леонтий прислан византийским патриархом, - сказала она жёстко, с трудом подбирая слова. - Оскорбив его, ты оскорбил меня и мою родину Я не могу оставаться за твоим столом!

Поднялись братья Мстислав и Василько, а за ними племянники Мстислав и Ярополк. Они тоже вышли.

Мстислав и Изяслав подошли к отцу и, положив руки на мечи, стали за его спиною.

Проводив глазами братьев и мачеху, князь бросил:

- Ну, кто ещё?..

«Изменники! Вот теперь видна их чёрная душа! - подумал Андрей. - Прав был Паисий, говоря, что все они запродали меня и мою землю».

На устах княгини застыла какая-то жалкая улыбка, и было непонятно, сочувствует она мужу или грекам. Ефрем Моизич и Яким Кучкович стояли, опустив головы.

7

Через несколько дней Андрей собрал на совет всех приближенных бояр и слуг. По правую сторону от князя стояли сыновья Мстислав, Изяслав и Георгий, по левую - ключник Амбал, Яким Кучкович и другие ближние мужи. Княгиня-булгарка сидела у окна, сложив руки на коленях. Мечнику Прокопию было приказано позвать мачеху и братьев князя.

Собравшиеся стояли, изредка посматривая на Андрея. Он сидел мрачный, ни с кем не разговаривая.

Наконец дверь отворилась. Князь рванулся со стула, но только приподнявшись, сел обратно, словно вбил себя в сиденье.

Высоко неся голову, вошла мачеха. Греческая царевна, вдова князя Юрия, спокойно посмотрела на бояр, села. В комнате затихли. Слышно было, как в серебряных подсвечниках на столе, накрытом тяжёлой византийской парчой, потрескивали свечи. Побелели кончики пальцев князя, вцепившегося в подлокотники стула. Подняв налитые красными жилками глаза, Андрей проговорил тихо, видимо сдерживая волнение:

- Позвал я вас сюда не по своему делу, а всей земли.

Вздрогнула булгарка, жена князя. Это продолжалось одно мгновение: лицо её приняло своё обычное выражение и опять стало холодным и непроницаемым.