Андрей Боголюбский

Ещё при основании храма князь Андрей Юрьевич обеспечил материальную сторону его существования, передав ему значительную часть собственного имущества, в том числе земли и дани с тех, кто жил на них, княжеские сёла с жившими в них людьми, десятую часть от княжеских стад, а также от торговых сборов, составлявших важную статью доходов княжества. При этом Андрей опять же брал за образец своего пращура Владимира Святого, Крестителя Руси, некогда наделившего «десятиной» от всего своего «именья» и «от град» своих созданную им киевскую церковь (по этой причине и именовавшуюся Десятинной). Подобно ему, и Андрей, заложив церковь, «…да ей много именья, и свободы (слободы. — А. К.) купленыя и з даньми, и села лепшая, и десятины (в Радзивиловской: десятину. — А. К.) в стадех своих, и торг десятый (то есть сборы от каждой десятой торговой недели. — А. К.)». Это пожалование сразу же ставило новую церковь в особое, привилегированное положение. Не только потому, что она становилась богатейшей церковью Северо-Восточной Руси. Наделение десятиной превращало её в главный, кафедральный храм Владимиро-Суздальского княжества, каким прежде считался Успенский собор в Ростове.

Институт княжеской десятины — особое явление в истории древней Руси. Подобного способа материального обеспечения церкви за счёт государства не знали ни Византия, откуда пришло к нам христианство, ни латинский Запад. Но десятина — и это особо отмечают исследователи — давалась лишь кафедральным, то есть епископским, или же приравненным к ним храмам (вроде вышгородской церкви Святых Бориса и Глеба — одного из главных духовных центров домонгольской Руси)^{102}. «Устав, бывъший преже нас в Руси, от прадед и от дед наших: имети пискупом (епископам. — А. К.) десятину от Дании, и от вир, и от продаж (судебных штрафов. — А. К.), что входить в княжь двор всего» — так сформулировано это правило в Уставной грамоте князя Святослава Ольговича (на тот момент князя Новгородского), данной в 1136/37 году новгородской церкви Святой Софии^{103}. Тогда же, в 1136 году, то есть за двадцать с лишним лет до Андрея Боголюбского, смоленский князь Ростислав Мстиславич, исполняя давнее желание своего отца Мстислава Великого, добился выделения Смоленской епархии из состава Переяславской и учреждения в своём городе новой епископской кафедры. При этом он тоже дал кафедральной смоленской церкви Святой Богородицы и новопоставленному епископу «десятину от всех даней смоленских, что ся в них сходит…». В его Уставной и жалованной грамоте Смоленской кафедре эти дани — десятины с княжеских доходов с каждой из княжеских «волостей» — подробно расписаны, а кроме того «Святей Богородице» и епископу назначены сёла и отдельные земли, сеножати, озёра с рыбой и прочее^{104}. Подобной уставной грамоты князя Андрея Юрьевича не сохранилось (скорее всего, её никогда и не существовало). Но Андрей пока что и не создавал новой епархии, а лишь переносил её центр в свой город на Клязьме. Во всём подражая святому Владимиру, Андрей вручил основанной им церкви не только сёла и земли, как это сделал Ростислав, но и некоторые города своего княжества, вернее сказать, дани с них: эти «городы… и дани, что же бяшеть дал церкви той блаженный князь Андрей», упоминаются в последующем рассказе летописца, посвященном событиям, происходившим во Владимирском княжестве уже после смерти Боголюбского^{105}.[41] Один из таких градов «Святыя Богородица» нам известен — это Гороховец на правом берегу реки Клязьмы, на востоке нынешней Владимирской области. Здесь владения владимиро-суздальских князей вплотную приближались к землям мещеры — одного из финно-угорских племён. Надо полагать, что успенские клирики, помимо прочего, получали возможность вести миссионерскую деятельность среди местного населения^{106}.