Андрей Боголюбский

В феврале 1170 года он выступил в новый большой поход на Киев. Вместе с ним в поход выступили его брат Ярослав Луцкий, галицкие полки во главе с воеводой Константином Серославичем, туровский князь Святополк Юрьевич и полки городенских князей Всеволодовичей, его давних союзников. Момент для начала военных действий оказался удачным: Андрей был занят войной с Новгородом и помочь брату не мог. Глеб тоже не решился принимать бой и покинул Киев. Переправившись через Днепр у Городца, он поспешил в Переяславль, к сыну. Рюрик и Давыд Ростиславичи затворились в Вышгороде, заранее сжегши предместья города и приготовившись к осаде.

В Киеве и соседних областях воцарилась атмосфера безвластия и полнейшей неразберихи, в которой творились поистине тёмные дела.

Ещё до начала военных действий, 28 января, в Дорогобуже умер князь Владимир Андреевич. Его тело не успело остыть, как в Дорогобуж пожаловал Владимир «Матешич», имевший виды и на этот город. Дружина покойного князя не хотела впускать его, но «Матешич» целовал им крест, что не причинит вреда ни им, ни вдове Андреевича, но хочет лишь поклониться телу покойного. Князя впустили — но уже наутро он нарушил прежние обещания и, переступив крестное целование, прогнал княгиню из города и захватил всё добро умершего князя. Так начались скитания несчастной вдовы, на руках у которой осталось неприкаянное тело мужа. Похоронить его княгиня намеревалась в Киеве, в соответствии с мужниным завещанием.

Ничего подобного Русь прежде не знала. «Многопечальная» княгиня, «Андреева сноха» (так она сама назвала себя в надписи-граффити на стене киевского Софийского собора)^{295},[156] отправилась с мужниными дружинниками во Вручий, а оттуда в Вышгород, где находились оба брата Ростиславича. Лишь 20 февраля, в пятницу первой недели Великого поста, княгиня прибыла в город. Здесь её уже ждали печерский игумен Поликарп и игумен киевского Андреевского монастыря Симеон: обоих послал за телом умершего князь Глеб Юрьевич — как раз накануне своего бегства из Киева. Тело князя Владимира Андреевича оставалось непогребённым уже почти месяц без нескольких дней.

Между тем окрестности и Вышгорода, и Киева занимались пожаром войны. Давыд Ростиславич не пустил княгиню в Киев. Его враг Мстислав находился уже в Василеве, на пути к Киеву, сам Киев оставался без князя, и Давыд опасался за жизнь ятрови (жены двоюродного дяди). Из дружины Владимира Андреевича ехать в Киев также никто не решился.

— Княже! Ты сам ведаешь, что есмы издеяли кияном, — восклицали ратники, обращаясь к Давыду как своему новому сюзерену. — А не можем ехати! Избьют ны!

Игумен Поликарп просил у Давыда хотя бы нескольких человек: повести под уздцы коня с телом князя и развернуть княжеский стяг. Но и люди Давыда ехать в Киев боялись. В итоге тело покойного везли лишь священники вышгородской церкви Святых Бориса и Глеба да оба игумена с чернецами. К счастью, всё обошлось, напасть на траурную процессию никто не посмел, и на следующий день, 21 февраля, многострадальное тело было наконец-то предано земле в киевском Андреевском монастыре, где и завещал похоронить себя князь Владимир Андреевич^{296}.[157] Ни вдовы князя, ни кого-либо из его дружины на похоронах не было…

Тем временем в последних числах февраля или самом начале марта Мстислав занял Киев. На пути к нему присоединились торки и берендеи, вышедшие из повиновения Глебова брата Михалка. Поддержал племянника и Владимир «Матешич». Войдя в Киев, князь заключил «ряд» с союзными ему князьями, а также с киевлянами и поспешил к Вышгороду, пустив берендеев вперёд, «на вороп».

Началась осада города. «И бишася крепко из града», — свидетельствует летописец. У Давыда в городе было много дружины и имелись запасы продовольствия; оказали ему помощь и братья. Глеб Юрьевич прислал из Переяславля своего воеводу, тысяцкого Григория; по его зову начали собираться и «дикие» половцы во главе с ханом Кончаком (в будущем одним из антигероев «Слова о полку Игореве»), и «свои» ковуи — «Бастеева чадь». Силы же Мстислава Изяславича, напротив, с каждым днём таяли. Вскоре выяснилось, что торки и берендеи не готовы за него биться. Постепенно начали расходиться и другие отряды. Константин Серославич заявил, что имеет приказ от своего князя Ярослава Галицкого: стоять под Вышгородом не более пяти дней.

— То не правда, — возражал ему Мстислав. — Мне брат Ярослав тако молвил: донеле же уладишися с братьею, дотоле же не пущай полков моих от себе!

Но галицкий воевода воевать за чужие интересы не собирался. Он предъявил Мстиславу грамоту своего князя. Как уверял летописец, грамота была подложная: в ней говорилось именно то, что было выгодно воеводе. Так галицкий отряд покинул князя. Тогда же Мстиславу сообщили, что Глеб Юрьевич с «дикими» половцами переправляется через Днепр, а с другой стороны к Давыду Ростиславичу подходит большая «подмога» — вероятно, от братьев. Осаждённые совершали вылазки из Вышгорода, во время одной такой вылазки в плен к «поганым» попал тысяцкий князя Мстислава Городенского.