В том же 1166 году умерла и дочь Андрея, которую летописец назвал только по отчеству — «Андреевной», добавив, что была она «за Олгом за Святославичем». Если принимать летописное известие без каких-либо поправок, то получается, что Андреевна была женой другого князя Олега Святославича (младшего) — сына Святослава Всеволодовича Черниговского и двоюродного племянника и полного тёзки новгород-северского князя{243}.[109] (Впрочем, нельзя исключать и какой-то путаницы в летописном тексте.) А двумя годами раньше, в 1164 году, произошло ещё одно неприятное для Андрея событие: другой его бывший зять, новгород-северский князь Олег Святославич-старший, взял в жёны дочь Ростислава Киевского Агафью. А это значит, что его прежняя жена, сестра Андрея, к тому времени либо умерла, либо была оставлена князем — возможно, из-за болезни или по иной причине.
И вот теперь — Ростислав. И хотя Андрей прежде враждовал с ним, но затем князья заключили мирный договор, который оба неукоснительно соблюдали.
Смерть Ростислава Мстиславича освобождала Андрея от прежних обязательств. Теперь он мог смело вмешиваться в борьбу других князей, в том числе и на юге. Сам Андрей по-прежнему не претендовал ни на киевское княжение, ни на какие-либо другие области Русской земли, помимо Владимиро-Суздальского княжества. Но после смерти Ростислава он почувствовал, что может претендовать на роль верховного арбитра в межкняжеских спорах, больше того — вершителя судеб прочих князей. Ибо теперь он оказывался старше большинства из них — и по возрасту, и по своей принадлежности к поколению внуков Владимира Мономаха, и по авторитету, который у него был. Споры же между князьями начались очень скоро, и очень скоро они переросли в настоящую войну. И это не удивительно. Смерть киевского князя всегда приводила к борьбе за киевский стол, к перераспределению волостей и княжений между князьями, и недовольных таким переделом всегда оказывалось больше, чем тех, кого устраивало новое положение дел.
Судьба Киева была решена заранее, ещё при жизни Ростислава Мстиславича. Освободившийся киевский стол должен был перейти к его племяннику, старшему и наиболее энергичному в следующем поколении князей «Мстиславова племени» Мстиславу Изяславичу, старшему сыну бывшего киевского князя Изяслава Мстиславича. Напомню, что однажды, восемь лет назад, Мстислав уже занимал Киев, но тогда он добровольно передал его дяде Ростиславу. Имелся у Мстислава и ещё один дядя — Владимир «Матешич», последний из сыновей Мстислава Великого. Но его в качестве киевского князя в расчёт не принимали — в том числе из-за неприязни, которую питали к нему и его матери-новгородке остальные Мстиславичи. Мстислав Изяславич княжил во Владимире-Волынском. И вот теперь те из его родичей, кто собрался в Киеве на погребении Ростислава, — а здесь были и сыновья умершего Рюрик и Давыд, и тот же Владимир «Матешич», — отправили послов на Волынь: звать Мстислава на «отчий» для него киевский стол. Туда же поспешили и послы от киевлян и «чёрных клобуков» — торков, берендеев, ковуев и прочих «своих поганых», верно служивших киевским князьям и с особой любовью относившихся к отцу и деду Мстислава. Но при этом князья, участники киевского «снема», действовали не в убыток себе: приглашая Мстислава в Киев, они намерены были поживиться за счёт его прежних владений, пока что, правда, не ставя его в известность об этом.
Между тем Мстислав не спешил покидать Владимир-Волынский. Вместо себя он отправил в Киев своего подручного князя Василька Ярополчича[110]. От него-то Мстиславу и стало известно о замыслах других князей. Как оказалось, те уже поделили его собственные владения, причём в делёжке участвовали и сидевший в Дорогобуже князь Владимир Андреевич, и даже родной брат Мстислава Ярослав Луцкий. Владимир «Матешич», довольствовавшийся к тому времени малозначительным Треполем (на Днепре, южнее Киева), вознамерился получить Торческ и всё Поросье, то есть область расселения торков и берендеев; Владимиру Андреевичу должно было отойти Берестье (Брест), а Ярославу Изяславичу — сам Владимир-Волынский. На какие-то волости, очевидно, рассчитывали и Рюрик и Давыд Ростиславичи, тем более что последний к тому времени потерял-таки Витебск.
Василько уведомил обо всём Мстислава — «являя ему все речи их». Планы родичей возмутили волынского князя — отказываться от «отчего» Владимира, даже ради княжения в Киеве, он не собирался. Мстислав начал действовать — как всегда, решительно и быстро.