Андрей Белый. Между мифом и судьбой

Цель своего послания Алянский сформулировал в последних строках, подчеркнув, что рассчитывает на «какой угодно ответ, который послужил бы материалом для „Записок мечтателей“». Напомним, что к этому времени Блок уже предоставил Алянскому возможность выбрать для журнала свои ранние стихи. Но издатель, очевидно, хотел получить от Блока не только стихи, но и (как, впрочем, от Иванова и Белого) статью, очерк или эссе с размышлениями на актуальную тему — что отвечало бы идее журнала-дневника.

Неизвестно, как отнесся Блок к письму Алянского и что ему ответил. Но, возможно, не без влияния Алянского Блок предпринял 28 февраля 1919 года попытку уйти с поста председателя репертуарной секции[682]. 1 марта 1919 года он радостно записал: «Блины у Алянского. Хороший вечер <…>. — Моя отставка принята! Председатель Репертуарной секции — Соловьев!»[683]

Белый мог узнать об этом непосредственно от Алянского, приезжавшего в начале марта в Москву. Об их контактах свидетельствуют подпись Белого под поздравлением «Алконосту» (см. ранее) в юбилейном альбоме Алянского: «Андрей Белый. Москва. 8 марта 1919 года», а также запись в «Ракурсе к дневнику» («Появление Алянского») (РД. С. 450).

Отставку Блока Белый горячо приветствовал в письме от 12 марта 1919 года: «Радуюсь за Тебя, что Ты оставил председательствование в Театр<альном> Отд<еле>. Как бы мне хотелось отвлечь от него совершенно „оказенившегося“ там Вячеслава, на которого грустно смотреть» (Белый — Блок. С. 520).

Белый был с Алянским полностью солидарен в стремлении вернуть Блока к творчеству вообще и к работе для «Записок мечтателей» в частности. Не исключено, что этот вопрос мог обсуждаться при встрече Белого с Алянским 8 марта 1919 года. И не исключено, что под впечатлением этой встречи Белый мог 12 марта обратиться к Блоку с призывом писать для журнала. Поводом для письма стал вышедший в феврале в «Алконосте» отдельной брошюрой очерк «Катилина»[684]:

<…> я прочел в этой статье не только то, что Ты сказал, но и то, что Ты не сказал <…> прочел, что сейчас Ты мог бы сказать многое. <…> «Катилина» вполне соответствует Тебе (автору «Двенадцати», «Куликова Поля» и т. д.). Это не статья, а — «драматическая поэма»; и — главное: это — первый акт драматической поэмы; ряд актов — в Твоем (не знаю, в сознании ли, в подсознании ли?) (Белый — Блок. С. 519).

Однако от «Катилины» Белый перешел к прямой агитации в пользу журнала Алянского:

И потому — пиши, пиши, пиши <…> а писать сейчас, это — больше, чем учреждать 10 университетов. Каждая книга — осуществленная Академия; и 9/10 из проектов — «неосуществимый проект». Если бы Ты писал в «Записках Мечтателей» — как это было бы важно (Белый — Блок. С. 520).

Весь этот проанализированный комплекс материалов показывает, что в вопросе о «службе» и «творчестве» Белый и Алянский были полными единомышленниками. Совпадали их позиции и в отношении пассивности Блока. Не исключено, что их почти одновременно предпринятые попытки подвигнуть Блока активно творить для «Записок мечтателей» были действиями согласованными.

Тем не менее совместные усилия Алянского и Белого заставить Блока писать для «Записок мечтателей» серьезных результатов не принесли. В первый номер журнала помимо ранних стихов удалось включить только очерк «Русские денди»[685], уже ранее в чуть сокращенном варианте публиковавшийся в газете «Жизнь» (1918. 21 июня). Блок охарактеризовал его как «маленький фельетон»[686].

Белый Блоку больше не писал. А вот Алянский уже после выхода первого номера журнала возобновил попытки вразумить потерявшего интерес к писательской деятельности поэта. «Телефон от Алянского. Он продолжает убеждать вернуться к „творчеству“», — записал Блок 25 мая 1919 года[687].