Андрей Белый и Эмилий Метнер. Переписка. 1902–1915

Борис Бугаев.

1 сентября 03 года. Сер<ебряный> Кол<одезь>.

P. S. Мой привет и уважение Анне Михайловне[867].

РГБ. Ф. 167. Карт. 1. Ед. хр. 22. Помета красным карандашом: «XXII».

45. Метнер – Белому

31 августа – 10 сентября 1903 г. Нижний Новгород

Н. Новгород 31 августа 1903 г.

Дорогой Борис Николаевич! Беру почтовый лист, так как не могу писать теперь много. Я занят и не совсем здоров. 26–30<-го> происходило что-то ужасное в атмосфере. Не желая это «мистифицировать», я счел свою болезнь (лежал в постели) (жар, общую слабость, неясность сознания, ощущение какой-то отравленности организма) чисто феноменальной. Но вот получаю письмо от Петровского[868]. Он тоже в это время был болен так же, как я… 10 сентября. Видно, не судьба мне писать Вам. Опять оторвался. Гостил Корещенко, который приезжал с Шаляпиным давать концерт[869]. Писал в Приднепровский Край (нужны деньги)[870]. Зачитался… и прямо с ужасом заметил, что прошло десять дней. Раньше всего я должен Вам сказать, что влюблен в Вашу «Старушку». Жаль, что нет Чайковского. Он написал бы к ней и к песеннику о былом аналогичную музыку. Письмо Ваше от 20 августа и от 1 сентября получил. После<д>нее вносит некоторые поправки в первое, несколько смутившее меня. Но поверьте, дорогой Борис Николаевич, что, во-первых, я очень радуюсь, когда меня так смущают, как это делаете Вы, а, во-вторых, если я не отвечал, то, конечно, не потому, что был смущен: это обстоятельство, наоборот, есть побудитель к быстрейшему ответу. Итак, будьте со мною бесстрашно-откровенны (и, кстати, оставьте легенду о моей мнительности). – Благодарю Вас за интереснейшие французские цитаты. Я – круглый невежда во французской литературе. Я не знаю ее, потому что в общем терпеть не могу ни языка, ни культуры французов. Впрочем, может быть, кое-что я и полюбил бы, если бы больше знал. Да не хочется как-то бродить в стране, которая антипатична, отыскивая в ней симпатичные грани… Люблю Стендаля, Мериме, Бизе, Рамо, Метерлинка (я не считаю Наполеона: это такой же француз, как и мы с Вами)… Шерр – не только не полон, но и крайне поверхностен. Это либерал (очень честный и серьезный) середины XIX века. Впрочем, едва ли сильная оригинальность и вдохновенный мыслитель сможет написать Всеобщую историю[871]. За это всегда будут браться средние прилежные и способные, но безличные люди…

–

В Вас очень много русско-студенческого. Этот элемент (который показан в Бесах Достоевского) в Вас живет неискоренимо, но в наиболее высокой прекрасной аристократической форме… Тут и заговор (но не коммуна, а Арго), тут демократизм (но не равенство всех перед законом, а «великое нивелирование») и т. д. и т. д. Вы понимаете сами, о чем я говорю. Что касается Гёте, то Вы все еще мало знаете его, если повторяете «олимпиец». Он таковым был для многих современников, так же как и Ницше, ибо был unzeitgemaess[872]. Для нас он – не олимпиец. Вы боитесь, что я Вас не пойму, т<ак> к<ак> «на бумаге мысль выходит примитивнее». Нет, я Вас вполне понимаю. Потому и не нахожу ничего Вам возразить против того главного, от чего Вы не отказываетесь и в последнем письме от 1 сентября. Я не согласен лишь с деталями. Напр<имер>, «Метерлинк пошел на удобрение». Быть может, и вся эллинская культура тоже только хороший навоз?? Навоз для всхода («пышного всхода») целой массы проникающих во все глубины нивелированных душ, имевших завидное счастье родиться незадолго (за 100–200 лет?) до конца мира. Я понимаю, что Вы неудачно выразились (я надеюсь, по крайней мере, на формальную только ошибочность Вашего выражения), но я всегда буду придираться к Вам, т<ак> к<ак> Вы обязаны не быть неряшливыми (noblesse oblige)[873] и, притом, не только вследствие огромности своего дарования, но и вследствие желания Вашего отныне говорить с толпой, быть эксотеричным.