Ничего сверхъестественного в день знакомства и в последующие дни (Блоки недолго пробыли в Москве) в складывающемся «любовном треугольнике» не произошло – невидимые семена разлитого повсюду по Вселенной космического Эроса – древние называли их «стрелы Эрота (Купидона») – попали на давно готовую их принять почву, но здесь им еще предстояло прорасти. За две недели Александр Блок перезнакомился со всеми московскими литературными светилами, разочаровался в Брюсове и Бальмонте, привел в искренний и неописуемый восторг символистскую молодежь, которая единодушно признала в нем «российского поэта № 1». Всех завораживали не только волшебные стихи Блока, но и манера их исполнения. Как вспоминала позже присутствовавшая на этих встречах Нина Петровская, поначалу чтение Блока казалось монотонным и нагоняющим скуку: все на низких, однообразных нотах, как будто каждую строчку отбивал невидимый метроном; но именно эта простота потом начинала неизъяснимо нравиться, казалась органически связанной с поэтом и его стихами.
Вместе с новыми московскими друзьями Блок с женой побывал на могиле Соловьевых, в издательствах «Гриф» и «Скорпион», успел перейти с Белым на «ты» и посетил Третьяковскую галерею, посмотрел чеховский «Вишневый сад» в постановке Московского художественного театра и наведался в Донской монастырь, где принимал и поучал многочисленных посетителей опальный епископ Антоний, лишенный Святейшим синодом Волынской епархии «за недозволенное совершение чудес, волнующих умы».
Тогда же Белый, Блок и Сергей Соловьев основали своего рода тройственный союз – Братство Рыцарей Прекрасной Дамы. Любовь Дмитриевна стала для них Женой, облеченной в Солнце, Софией Премудростью, Прекрасной Дамой в одном лице. Но как же реагировала сама Дева Радужных Ворот на развернувшийся вокруг нее символистский ажиотаж? Хотела ли она сама быть Прекрасной Дамой? Ведь она стремилась на сцену, а тут ей поклонялись, как Богородице, которой друзья-триумвиры подчас даже в лицо смотреть не смели. С одной стороны, ей, безусловно, льстила подобная атмосфера полуобожествления и почти что религиозного поклонения. С другой стороны, она на уровне инстинкта ее отвергала: молодой, интересной, здоровой женщине хотелось нормальной человеческой любви и простого семейного счастья. Она явно не тянула ни на символистскую Мадонну, ни на Жанну д'Арк всего символистского движения. О своих подлинных мыслях и чувствах Прекрасная Дама поведала незадолго до смерти, последовавшей в 1939 году, в исключительно откровенных мемуарах, озаглавленных «И были, и небылицы о Блоке и о себе» (в основной своей части они посвящены ее непростым и запутанным отношениям с Андреем Белым). Здесь Любовь Дмитриевна подробно и бесхитростно рассказала, как трагически складывалась ее интимная жизнь и как непохожа она на воспетую в стихах Прекрасную Даму.
Исповедь настолько обнажена, что в полном объеме ее решились опубликовать лишь спустя четверть века после написания. (Опубликование этих воспоминаний – первоначально только в отрывках – вызвало настоящий шок у всех, кто лично знал Блока или его почитателей, а Анна Ахматова назвала мемуарные записки Любы
Отъезд Александра Александровича и Любови Дмитриевны из Первопрестольной в Петербург совпал с началом Русско-японской войны. В книге «Начало века» Белый сумел описать ее в нескольких строках: «Разразилась война; над Москвой потянуло как гарью огромных далеких пожаров; уже авангард поражений на фронте давал себя знать; ПортАртур грохотал еще; в иллюстрированных же приложеньях еще гарцевал с шашкой Стессель; Москва, государственная, стала ямой; в воздухе повисла – Цусима»… После отъезда Блоков оставшиеся «триумвиры» сделали культовый фотоснимок: на нем Борис и Сергей сидят за столиком, на котором рядом с Библией в рамках стоят фотопортреты Владимира Соловьева и Любови Дмитриевны.