Андрей Белый

Это милое шуточное стихотворение (в свое время так рассердившее хранителей очага Весты, блюстителей порядка в русской литературе) не может скрыть собой той боли и тех слез, которые таятся за редким у А. Белого прославлением «пирного восторга одиночества». Смех оказывается смехом сквозь слезы: «смеюсь — и мой смехсеребрист, и плачу сквозь смех поневоле»… («Смех», 1902 г.). А высота горной пещеры поэта оказывается высотой Голгофы…

…И я — среди вершин.
Один — один… Жду знамений нежданных.
Один, один,
Средь бурь туманных.
Все, как в огне. И жду, и жду — Тебя…
И руку простираю я бесцельно.
Душа моя
Скорбит смертельно

(«Один», 1902 г.)

Так изнемогала душа в борении с ледяной пустыней одиночества, с символом веры отмирающего декадентства. Крайний индивидуализм декадентства, сильное влияние Ницше (который для А. Белого был равен Христу — см. статью его «Фридрих Ницше», 1907 г.) и, как философские «пролегомены», еще более раннее влияние Шопенгауэра («в юности днями, как безумно влюбленный, не отрывался от Шопенгауэра я» — позднейшее признание А. Белого, см. «Путевые заметки», «Радес», 1911 г.) — вот что пересекалось в душе молодого поэта, вот что давало иллюзию спасения в его ледяной пустыне… Пусть я гибну в ней, но ведь и все земное — тлен и грязь: «все земные стремленья — так жалки!» («Весна», 1903 г.). И нет пути, и нет выхода. «Бессмыслица дневная сменяется иной, — бессмыслица дневная бессмыслицей ночной…»

И от этой бессмыслицы — жизни человеческой и своего ледяного одиночества — поэт ищет не столько спасения, сколько забвения в воскрешаемом прошлом, близком и далеком, историческом и мифическом…

Грущу о былом:
Ах, где вы, любезные предки?

(«Заброшенный дом», 1903 г.)

Поэт обращается к XVIII веку, к фижмам, робам, боскетам, подстриженным паркам; целый цикл стихотворений «Прежде и теперь» (1903 года) воскрешает нам «под дымкой меланхолии» эту милую старину. И стихотворения — милые, искусные и искусственные. Еще раньше, в 1902 году, — такой же обширный цикл, посвященный жизни великанов и кентавров; кое-что из этого юношеского цикла не лишено своеобразной силы и прелести (особенно «Великан», «Сказка», «Бой кентавров» и др.). Все эти фавны, великаны и кентавры считались и считаются признаками «романтизма» и «символизма»; но, конечно, никакого романтизма и символизма здесь нет, а есть лишь первая ступень к ним: глубокая тоска одинокой души, неудовлетворенность всем настоящим. «Песнь кентавра» (1902 г.) — особенно характерное в этом отношении стихотворение.

Все это у Андрея Белого — еще юношеские, еще полудетские думы, чувства, стихи. Стихи эти, 1900–1902 гг., в большинстве еще очень слабы; в них немало безвкусицы, пятна которой досадно пачкают нередко и позднейшие произведения этого поэта. Немало неудачного, вялого; тягучего; немало простых ошибок, немало «темных мест» — не «декадентски», а просто грамматически, темных, — немало неудачных оборотов (вроде, например: «В углу полотно с углем нарисованным зайцем», — где неизвестно, кто, кем и чем нарисован: заяц углем или уголь зайцем). Стоит только сравнить стихотворение «Возмездие» (1901 г.) с написанным на ту же тему замечательным позднейшим стихотворением А. Блока «Когда в листве сырой и ржавой», чтобы увидеть все слабые стороны всех этих юношеских произведений Андрея Белого.

Но уже с 1903 года перед нами такие подлинные завоевания его, как, например, «Волшебный король».

Волшебный король показался
На снежной вершине…
Обнялся
Он с нежною дочкой своей.
«На нашем воздушном дельфине —
В сапфиры эфиров
„Скорей!“»
А в воздухе—
плещутся—
синие стаи сапфиров…
А в воздухе—
плещутся—
стаи холодных зыбей…
А в воздухе рыбы мерцают—
дельфины…
А воздух—
в них дышит, колышет —
все тише и-тише….

Трудно удержаться от искушения переписать до конца эти красочные строки, но таких все больше и больше становится в стихах Андрея Белого. Он вырабатывает свою, своеобразную форму, сущность которой — расчленение стихотворения по обильным; внутренним рифмам; но главное, начинает вырабатываться ритмическое богатство стиха молодого поэта. Это — вопрос специальный, которым рано или поздно займутся еще: в истории русской поэтики; здесь могу только привести голословный вывод: ритмически Андрей Белый один из самых богатых поэтов;, последнего времени несмотря на некоторую «старомодность» его ритмики, часто сближающую его с поэтами XVIII века.