Андреевский кавалер

Она уже давно затихла, а он все еще прижимал грудью расплющенную подушку и слушал глухой стук собственного сердца. Слабый лучик уроненного на половик фонарика освещал на простеньком бархатном коврике над кроватью какой-то пейзаж с лебедями. Откуда-то пришло негромкое тиканье настенных ходиков.

Он стащил с нее пальто, повесил на вешалку у порога, подсунул под голову подушку, посветил фонариком в лицо. Казалось, задушенная с ужасом смотрела на него. Он брезгливо пальцами закрыл ей глаза, поправил половик, аккуратно поставил шлепанцы под кровать, так, чтобы оттуда торчали задники, накрыл покойницу одеялом.

Вернувшись к себе, набросал на листке ровную колонку цифр, передал в эфир, принял ответ. Рука его с механическим карандашом привычно бегала по блокноту, записывая цифры. Расшифровав принятое сообщение, он долго сидел, задумчиво глядя на бумажку. Потом спрятал рацию, сжег листки в душнике оштукатуренной печки. Этот душник был приспособлен для самоварной трубы.

Первое желание было взять рацию, вещи и бежать из этого дома. Поразмыслив, решил не пороть горячку: как бы не сделать себе хуже — подозрение тогда сразу падет на него. Станут разыскивать, приметы его известны, придется паспорт менять… Хозяйка часто жаловалась на астму, значит, могла умереть и естественной смертью. Так все и подумают. Главное — не паниковать!..

Как ни странно, он довольно быстро заснул и утром, заглянув в комнату хозяйки, к своему удивлению обнаружил, что лицо ее за ночь разгладилось, застывшего ужаса на нем больше не было, как и никаких следов насильственной смерти, покойница как покойница. На всякий случай достал из аптечки пузырьки с лекарствами, порошки и все это расставил на тумбочке у изголовья. Выждав до десяти утра, он поспешил к ближайшей соседке, с которой хозяйка поддерживала хорошие отношения.

Скоро в доме захлопали двери, зашаркали торопливые шаги, вокруг покойницы захлопотали женщины, прибыли врач и молоденький парнишка в гражданской одежде с протезом левой кисти, выяснилось, что он следователь из милиции. Макар Иванович ответил на все его вопросы: да, она уже несколько дней страдала от астмы, особенно к вечеру, дышала с хрипами, жаловалась на боли за грудиной, он хотел вчера сходить за доктором, но больная отговорила, мол, это от перемены погоды, само собой пройдет…

Врач с усталым лицом равнодушно перебрала на тумбочке пузырьки, пакетики с порошками, пожала плечами, но ничего не сказала.

— Я вечером заглянул к ней, — нашел нужным пояснить Макар Иванович. — Поинтересовался, не надо ли чего. Попросила какой-то порошок, я в этом мало смыслю, выложил ей все лекарства, что нашел в шкафчике.

— Борисова на астму давно жаловалась, — сказала врач, усаживаясь за обеденный стол, накрытый Кружевной скатертью, и что-то стала заполнять, очевидно справку о смерти.

— Куда ее? — взглянул следователь на врача. — В морг?

Та, заканчивая писать, пожала плечами:

— Разве у нее нет тут родственников?

— У меня еще ограбление продовольственного склада, — озабоченно взглянул следователь на большие белые часы на запястье.

— Смотрю, хозяйка долго не встает, — ни к кому в частности не обращаясь, со вздохом проговорил Макар Иванович. — Заглянул в комнату, а она уже холодная… Вот как бывает: живет-живет человек — и на тебе!

— Есть у нее близкие родственники? — спросил следователь. Левую руку в новой кожаной перчатке он почему-то держал за спиной.

— Покойница-то со дня на день ждала свояченицу, — сообщила соседка. — Может, нынче к вечеру приедет, она тут недалече, в Монастырском, живет.

Соседку звали Марией, у нее было круглое розовое лицо и живые карие глаза. Не было дня, чтобы она не забегала к Борисовой. Макар Иванович внутренне опасался, как бы она не ляпнула, что Пелагея Никифоровна еще вчера была здорова и ни на что не жаловалась. Круглая, проворная, она то колобком подкатывалась к кровати и, сложив полные руки на животе, скорбно качала головой, ахала, подолгу всматривалась в лицо покойницы, то бросалась к дверям встречать очередного посетителя, то, прислонившись к комоду, концом черного платка — уже успела надеть! — вытирала глаза.

— Ей бы еще жить да жить, — всхлипывала она. — По сыновьям сильно убивалась, вот себя и не сберегла…

— А мне что делать? — обратился к следователю Макар Иванович. — С квартиры съезжать или как?

— Живите, — пошевелил тот рукой с протезом, — пока наследники не найдутся.

— Макар Иванович, вы ведь на все руки мастер, — сказала Мария, — сколотите гроб рабе божьей Пелагее Никифоровне, царствие ей небесное…

— Как получится, — вздохнул Семченков. — Чего-чего, а гробов мне еще не доводилось делать.

— Як ней вчера утром забегала, — говорила соседка. — Кажись, и не жаловалась на свою хворобу…

— Ей обычно к вечеру становилось трудно дышать, — вставил Семченков.

— Астма — такая зараза, в любой момент может задушить человека, — вступила в разговор другая женщина.

— Тоскливо мне тут будет одному, — сказал Семченков. — Пожалуй, поищу я другую квартиру.