Андреевский кавалер

— Ишь, устроился, грёб твою шлёп! — зычно заговорил Андрей Иванович, присаживаясь рядом. — Со всеми удобствами.

Михалев молча снял с гвоздя ковш, которым поддают на каменку, налил в него из высокой захватанной бутылки, протянул Абросимову.

— Салом закусывай. Ленька женке приволок.

— Ну и дела-а! — протянул Абросимов. — Хороший у меня помощничек — баба оружие отняла и в баню закрыла, как какого-нибудь мазурика!

— Давно надо было бы ее, суку, пришить, да вот рука не подымается, — понурил лысую голову Михалев.

— Эва, сказанул! — нахмурился Абросимов. — Руки марать о собственную бабу — тяжкий грех, а вот поучить малость следоват. Хошь ременные вожжи тебе на энто дело пожертвую?

— Ну ее к дьяволу! — отмахнулся Николай. — Чего пришел-то, Андрей Иванович? Опять наших пленных на базу сопровождать? Али парней с девками по домам шукать для отправки в неметчину? Ну и работенку ты мне определил, мать честная!

— В баньке тебе, Николаша, никто в это худое время отсиживаться не позволит, — внушительно заговорил Абросимов. — Раз нас с тобой впрягли в эту телегу, значит, надо шевелиться, коли не хотим, чтобы фрицы нас, как глупых индюков, перещелкали… Слыхал, что Лсха сотворил? Живьем деревню спалил! А что с Блиновым сделали? Добро, хоть живым не дался.

— Чего я с Любкой-то нынче поцапался, — думая о своем, заговорил Николай. — Беременная она… Я и брякнул, что от Леньки, мол. А она, гадюка, схватила автомат и в морду мне ткнула, хорошо еще, на спусковой крючок не нажала!

— Ох-хо-хо! — раскатисто рассмеялся Андрей Иванович. — Чтобы моя Ефимья взялась за ружье!.. А ты не бросай оружие где попало. Долго ли до греха?

— Ей-то недолго, стерве, глядишь, и вправду пришьет, — канючил Михалев.

— Ну вот что, Колька, разбирайся сам в своих темных семейных делах, — сказал Абросимов. — А пока залепи рожу хоть бумажкой, бери автомат и валяй в Кленово пленных сопровождать. Их десятка полтора. Мне доподлинно известно, что промеж них есть советский командир. Вроде важная персона. Понятно, фрицы про это ни хрена не знают: документов у них нет, а одеты в форму рядовых бойцов.

— Как ты-то прознал?

— А это тебя, Коля, не касается, — пошевелил густыми бровями Абросимов. — Сорока на хвосте принесла.

— Что я-то должен делать?

— А ничего, все без тебя сделают… Значит, слухай в оба уха! Командир — худущий такой, носатый, с повязкой на шее, — Андрей Иванович в упор глянул на Михалева, — Так вот, на мосту через ручей ты поравняйся с ним. Он выхватит у тебя автомат, а ты не трепыхайся, падай на землю и уши зажимай руками, а дальше все само сделается. Окромя тебя еще два фрица будут сопровождать их до Кленова…

— А ежели и меня ненароком укокошат? — сразу протрезвел Николай.

— Да предупреждены они! — стал терять терпение Андреи Иванович. — Не тронут тебя! Дотумкал? Когда убегут в лес, ты и подымай на всю губернию крик, мол, караул! Вдарили по башке и сбежали, проклятые…

— Свои не тронут, так Бергер семь шкур спустит, — сомневался Михалев,

— А я-то на что, лопух ты непутевый? — взъярился Абросимов. — Неужто в обиду дам? Да мужик ты, в конце концов, али каша гречневая, грёб твою шлёп!

— Как Любка моя, заговорил… — вздохнул Николай. — Не ори ты, Андрей Иванович, и без тебя тошно! Сделаю я, что велишь… Только упреди пленных-то.

Шагая от Михалевых по пыльной дороге, Абросимов мрачно раздумывал: Николашка, конечно, трусливый человечишко, но других-то нет! На кого он еще может тут положиться? А сын, Дмитрий, толковал, что Михалева надо использовать… Вот ведь чудеса! Уродится вроде мужиком, а на поверку — размазня хуже бабы! Это только подумать: женка на глазах грешит с другим, а он, сопля несчастная, в баньке отсиживается да самогон лакает!..

Пообедав, Андрей Иванович мигнул Вадиму: мол, выйдем во двор. Вслед за ними увязался и Павел.

Усевшись на садовую скамейку, Абросимов достал кисет, кремень с фитилем, — хотя в доме и завелись спички, по привычке высекал огонь таким древним испытанным способом, — выпустив густую струю дыма, кивнул на корявые яблони с темно-зелеными желваками яблок:

— Добрый будет нонче урожай на антоновку.

Внуки, сидя у его ног в траве, помалкивали, догадываясь, что серьезный разговор впереди.

По тропинке, смешно горбатясь, ползла большая мохнатая гусеница. Павел раздавил ее ногой. Дед неодобрительно покосился:

— Мешает, что ли?

— Вредитель, — ответил Павел. — Яблоки сожрет.

Андрей Иванович раскатисто откашлялся — зело крепок табачок! — сказал:

— Ну вот что, навострите ушки на макушке и запоминайте: нужно нынче же обойти дома в поселке и предупредить людей, что немцы собираются отправлять на днях в чертов фатерлянд парней и девок… — Он по памяти назвал двенадцать фамилий. — Скажите, мол, слышали, как Бергер полицаев настрополял на это дело. Ясно?