Андреевский кавалер

Тот почесал розовую лысину, развел руками:

— Родные, откуля же нам ведомо? Сидим тута, как куры на насесте, и носа из избы не высовываем. Морозы-то какие!

— Неужто из вашей деревни никто не связан с партизанами? — сделал удивленное лицо Супронович.

— А хто ж знает, — ответил старик. — Мне про то, родненькие, неведомо. Да у нас тута одни бабы, ребятишки да старые пни навроде меня.

— У тети Нюши, бают, сын Васька в партизанах, — тоненьким голосом произнесла белобрысая девочка.

Она во все глаза смотрела на незнакомцев. Подросток — он был выше ее на полголовы — подошел к Лисицыну и потрогал пальцем звездочку на шапке.

— Настоящая! — улыбнулся он.

У Леонида Супроновича будто гора свалилась с плеч: наконец-то клюнуло! Он распахнул полушубок, сбросив на пол вякнувшую кошку, уселся на лавку.

— Цыц, лупоглазая! — сердито глянул на девочку старик. — Чаво околесицу-то несешь?

— Я сама слышала, как тетя Нюша говорила у проруби про Ваську… — обиделась девочка. — И вон Митька слышал! — Она глянула на брата: — Скажи ему, Мить?

Мальчишка оказался сообразительнее сестренки. Переводя взгляд с деда на пришельцев, он наморщил лоб и весомо уронил:

— Ничего такого я не слышал.

— Ах ты гаденыш! — Леонид схватил его за ухо и вывернул. — Чего нас дурачишь?

Мальчишка, багровея, мотал вихрастой головой, на его глазах закипели злые слезы.

— Дура! — выкрикнул он в лицо сестренке. — Тетя Нюша говорила, что Васька воюет на фронте…

— Где живет ваша тетя Нюша? — приблизил Супронович свое лицо к лицу мальчика.

— Через два дома от нас, — с трудом сдерживая слезы от невыносимой боли, прошептал тот.

Леонид отшвырнул его и поднялся с лавки.

— Родимые, может, поснедаете чем бог послал? — предложил старик. — Извиняйте, у нас, окромя картохи да кислой капусты, ничего нету…

— Сейчас мы вас всех накормим… — ухмыльнулся Леонид и, кивнув подручным, первым тяжело вышел из избы.

Услышав в деревне выстрелы, скоро подкатил к колодцу и броневик. Из него выбрались замерзшие солдаты с автоматами. Они дышали на руки, притоптывали на снегу. Фельдфебель подошел к низкому длинному амбару с подпертыми толстыми кольями дверями.

— Тащите бензин, — скомандовал Супронович.

Фельдфебель, понимавший по-русски, приказал солдатам принести две канистры. Из амбара слышался женский плач в голос, глухой мерный стук сотрясал двери. У бревенчатой стены на снегу неподвижно распластались мальчик с девочкой. Обагренный яркой кровью снег кое-где подтаял. Большие светлые глаза девочки стеклянно блестели. Мальчик глубоко зарылся лицом в снег, одна рука была неестественно подвернута, острый локоть беззащитно торчал из дырявого рукава.

Долговязый солдат в длинной ядовито-зеленой шинели размашисто брызгал из канистры на стены амбара. Леонид подошел к трупу девочки, рванул подол ее платья, намотал полотно на короткую палку, вытряс остатки бензина и, скаля зубы, чиркнул зажигалкой. Пылающий факел полетел на крышу, вмиг ярко полыхнуло. В амбаре раздался истошный вой. Еще сильнее застучали в дверь. Супронович вскинул автомат и дал по ней очередь. Стук сразу прекратился. Огонь быстро охватил весь амбар. Из низкого квадрата окошка вместе с клубами дыма вывалился закутанный в ватник ребенок. Упав в снег, он громко закричал. Ухмыляющийся фельдфебель вразвалку подошел к нему, вытащил из ватника и снова запихнул ребенка в дыру.

Дикие крики, приглушаемые треском огня, казалось, неслись из амбара прямо в небо. Слов было не разобрать. Неожиданно солома на крыше вспучилась, и в прорехе показалась русоволосая голова парнишки. Он широко раскрывал рот, хватая морозный воздух. Побелевшие пальцы теребили солому. Подросток поднатужился и вывалился на крышу. Штаны были в черных прорехах, от валенок валил дым. Леонид Супронович поднял автомат и дал короткую очередь. Тело мальчика мешком свалилось в подтаявший сугроб рядом с горящим амбаром.

Когда полусгоревшая дверь сорвалась с петель и из пылающего ада стали с воплями выскакивать люди в тлеющих одеждах, каратели, выстроившись в шеренгу, открыли по ним огонь из автоматов. Снег вокруг амбара был испятнан черными хлопьями копоти и кровью. Потекли мутные лужи. Кое-где обнажилась коричневая земля. С треском рушились пылающие балки. Когда провалилась крыша, сноп искр взлетел выше одинокой заиндевелой березы.

— Бензин еще есть? — спросил по-немецки Супронович фельдфебеля. — Всю деревню, к черту, спалим!

— Погоди, Леня, — подал голос Копченый, — сначала пошарим по домам… не спрятался ли кто в подполе.

— Пошарьте, пошарьте, ребятушки, — с ухмылкой разрешил тот. — А если что-нибудь ценное нашарите, не забудьте про меня!

В кузов грузовика уже была погружена зарезанная полицаями корова. Она оказалась единственной на всю деревню. В самом углу фургона на деревянной перекладине, сгорбившись, сидела со связанными ногами женщина в разорванном тулупе. Лицо ее обезобразили синяки и кровоподтеки, в глазах застыла смертная тоска. Это была та самая тетя Нюша…

Над разграбленной деревней, затерявшейся в сосновых лесах и высоких голубых сугробах, плыл черный удушливый дым.