Андреевский кавалер

Ганс и Леонид Супронович сидели в казино за столиком у окна и пили «московскую» из старых запасов. Казино уже закрылось, и, кроме них, никого не было. Из кухни пришел Семен, молча поставил на стол сковородку, на которой шипело поджаренное сало с яичницей. Леонид любил есть со сковородки, он и попросил подать горячую сковородку на стол. Придвинув ногой стул, Леонид предложил брату присесть к ним. Семен, похудевщий после болезни, в обвислом черном костюме, нехотя согласился. Он не любил верзилу Ганса, один раз видел, как денщик шлепнул по заду Варвару и лишь расхохотался, когда та огрела его мокрой тряпкой. При виде женщины его голубые глазки становились маслеными.

— Мой брат! — Леонид потыкал в грудь пальцем себя, а потом Семена. — Родной брат! Дотюмкал, немчина?

— Тюмкал, тюмкал, — заулыбался Ганс. От выпитой водки лицо его еще больше побагровело, бровей совсем не было видно.

— За новую развеселую жизнь, братишка! — разлив водку в рюмки, провозгласил Леонид.

— Гут-гут, — закивал Ганс, ловко опрокинул рюмку в свой большой рот и, подцепив вилкой со сковороды огромный кусок яичницы, с аппетитом стал жевать.

— Вот жрет! — с восхищением посмотрел на него Леонид. — Запросто может без хрена молочного поросеночка один убрать.

— Швайн гут, гут! — кивал денщик Бергера.

Семен выпил рюмку, взял с тарелки кусок сыра, положил на хлеб, он даже улыбки не смог из себя выдавить.

— Не пойму я, — посмотрел хмельными глазами на брата Леонид. — То ли болезнь тебя так скрутила, то ли жалеешь, что не ушел отсюда? Да и куда идти-то? Москву не сегодня завтра возьмут, Питер окружен… Куда бы ты делся-то? В Хабаровский край? И туда скоро доберутся, если не немцы, так японцы. Они давно точат зубы на Дальний Восток. Капут, братишка, гнилой Советской власти!

— Москау капут! — оживился Ганс и отправил в рот кусок сала.

— Гнилой строй — гнилая армия, — продолжал Леонид. — Теперь надо, Сеня, думать, как по новому жизнь устраивать.. Иди ко мне в отряд! Тут такие дела начнутся! Получишь парабеллум…

— Эта работенка не по мне, — сказал Семен.

— Хочешь, поговорю с комендантом, и тебя определят на строительство базы?

— Спина не гнется, — потер поясницу Семен. — Мне и на леса-то теперь не забраться.

— Вот что ты заработал у Советской власти, — рассмеялся Леонид. — А я — тюрягу! А теперь все, братишка, в наших руках… Вот еще приедет Григорий Борисович Шмелев! Мы тут порядочек наведем… Небу станет тошно!

— Я уж как-нибудь перебьюсь, — глухо уронил Семен. — Да и тебе не советую лезть из кожи… А как наши вернутся?

— А вот этого видал? — Леонид сунул под нос брату кукиш. Светлые глаза его побелели от гнева. — Какие наши? Народные комиссары? Энкавэдэшники? Они никогда не были нашими! Мы теперь тут хозяева.

Ганс с улыбкой смотрел на него, кивая головой:

— Гут, Леня, гут!

— Я за свою жизнь и вороны-то не убил, — сказал Семен и налил себе еще рюмку. — И профессия у меня мирная — строитель!

— Я же тебе толкую: на базе немцы начинают большое строительство. Им грамотные люди во-о как нужны!

— Может, тебе самому стоит переменить… профессию? — заикнулся Семен.

— У меля должников накопилось порядком, — не слушая его, говорил Леонид. — И не только в Андреевке… Да вот без Григория Борисовича как-то несподручно начинать их шерстить.

Из-за кухонной занавески выглянула Варвара с розовым от жара плиты лицом.

— Сеня, не пей, — укоризненно сказала она.

Увидев Варвару, Ганс вскочил со стула и широко разводя руки, двинулся к ней:

— Гут фрау! Гут фрау!

— Охолонись, дубина, — потянул его за брюки Леонид. — Она жена брата, понял?

— Ошень кароший жена! — восхищенно воскликнул Ганс, однако послушно сел на место.

Варвара поджала губы и скрылась за занавеской. Ганс проводил ее взглядом, цокнул языком. У Семена скулы заходили на побледневшем лице.

— А чего бы отцу при этой обжираловке не открыть веселенькое заведение, а? — хохотнул Леонид. — Вон какие тут застоявшиеся жеребцы, — кивнул он на Ганса. — Глядишь, еще одна статья дохода! А девок мы найдем… Прокатимся на грузовике по району и накидаем полный кузов того товару…

— Шнапсу! — сказал Ганс, вертя в огромных ручищах пустую бутылку.

— Сеня, притащи еще одну, — распорядился Леонид. — Нет, лучше парочку. У меня тут появилась одна идейка… — Он хитро подмигнул немцу: — Повеселимся, Ганс?

— Гут, гут, — закивал тот. — Карашо гулям!

— А насчет веселого заведения с номерами подскажу папаше, — бросил вдогонку брату Леонид. — Хорошие денежки потекут в его карман!

— Фрау — ошень карашо! — приговаривал Ганс, когда они выходили из казино, но едва миновали дом Абросимовых, он вдруг отобрал у Леньки водку, пакет с закуской и, осклабившись, сказал:

— Лючший фрау, Ганс, ком к лючшей фрау один, понятно?

— Ну и катись к чертовой матери! — пьяно проворчал Леонид и, поправив под пиджаком парабеллум, зашагал к казарме, где жила Евдокия Веревкина.

Света в окнах не было, он подергал за дверь — закрыта, обошел кругом и, встав на клумбу, постучал в окно. Ему показалось, что тюлевая занавеска чуть шевельнулась.

— Открой, Дуня! Я что-то вкусненькое принес… Слышишь, Дуня?