Несколько раз встречались Ефимья Андреевна и мать Федора Прасковья, но теплых, родственных отношений так и не получилось. Тоня хотя и не жаловалась на свекровь, но все время чувствовала, что та недовольна женитьбой сына на ней. И призналась матери, что рада переводу мужа: теперь они будут жить одни. В городе Тоня уже побывала, он ей понравился. Небольшой, весь в зелени, посередине протекает чистая широкая речка. И название города красивое — Великополь. Всего одну ночь ехать от Андреевки.
Закончив мыть посуду, Ефимья Андреевна раскрыла чемодан и сверху увидела большую зеленую с темными разводами шаль. Благодарная улыбка чуть тронула ее поблекшие губы: это Андрей купил ей. Что-что, а никогда не вернется домой без подарка жене. И тут же улыбка исчезла с ее лица: на коробке с конфетами лежала фотография — Иван и Тоня. Головы близко друг к другу. Он — светлоглазый, скуластый, а она — с короткой стрижкой, невеселая, будто тогда еще предчувствовала, что замужество не принесет ей счастья…
Ефимья Андреевна перевернула фотографию — что-то написано на обороте, но она и так помнит, что они сфотографировались сразу после свадьбы. Зачем Андрей привез эту фотографию? Иван отдал или сам из альбома забрал? Со вздохом спрятала ее в ящик буфета под коробку с нитками и пуговицами.
Глава восемнадцатая
1
Летним утром на одном поезде и» Климова приехали в утопающую в свежей зелени Андреевку Дмитрий Андреевич и его сестра Варвара с мужем и детьми, направились со станции к дому. Ни одни, ни другие не дали телеграммы, потому их никто и не встретил. Старшие Абросимовы телеграмму всегда почему-то связывали с неприятным известием, начинали волноваться, потому близкие всегда приезжали без уведомлений. Встречи были неожиданными и оттого еще более радостными.
Дмитрий Андреевич приехал один, жена с детьми осталась в Туле у матери. Раиса Михайловна не любила наведываться в Андреевку, может, потому, что здесь жила бывшая жена Дмитрия с его первенцем Павлом. Супроновичи приехали в отпуск на целых три месяца. В прошлом году Семен заканчивал строительство важного объекта в Комсомольске-на-Амуре и ради этого даже пожертвовал своим отпуском. Он был все такой же кудрявый, белозубый, правда, немного сутулился. Варвара заметно располнела, но ничуть не утратила стати. Была все такой же смешливой. Сын Миша шумно радовался, а дочь Оля, тихая, застенчивая, с любопытством смотрела на всех большими светлыми, как у отца, глазами и больше помалкивала.
— Сеня, ты иди сначала к своим, — великодушно разрешила Варя. — А попозже придешь к нам.
— Успею, — улыбнулся Семен. — Давай к твоим?
— Посмотрите, одной сосны не стало! — остановился на лужайке напротив отчего дома Дмитрий.
— Тоня писала, что в нее прошлым летом молния ударила, — вспомнила Варя. — Пополам расщепило.
— И хата наша вроде бы меньше стала, — заметил Дмитрий, разглядывая через изгородь дом, в котором родился.
— Мама-а! Мамочка-а! — увидев на крыльце знакомую худощавую фигуру в длинной до пят юбке, звонко закричала Варя.
Ефимья Андреевна замерла на месте, потом схватилась за грудь и, не отнимая руки от сердца, поспешно стала спускаться по ступенькам. Мягкий тапок соскользнул с ее ноги, но она не остановилась, мелкими шажками семенила к калитке. Маленькая, с выбившейся черной прядью из-под сиреневой косынки, она прижалась к высокой груди старшей дочери. Дмитрий большой ладонью гладил мать по плечу.
— Мама, или ты меньше ростом стала, или я еще вырос, — улыбнулся он.
— Услышал бог мои молитвы, — сквозь слезы говорила Ефимья Андреевна. — Дождалась наконец-то! Господи, ребятишки-то какие выросли!
— Поцелуйте бабушку, — подтолкнула детей к матери Варя.
— Варя, дай же мне обнять дорогую мамашу! — возвышаясь над плачущими женщинами, пробасил Дмитрий.
Ему пришлось нагнуться, чтобы ее поцеловать.
— Вылитый батька стал, — сказала Ефимья Андреевна. — Только он в твои годы не был таким толстым.
— Это для солидности, мама, — рассмеялся Дмитрий Андреевич. — Я ведь теперь директор средней школы.
Он и впрямь сильно походил на Андрея Ивановича. Новый костюм в мелкую клетку распирала широкая грудь, полное белое лицо с выбритыми до синевы крепкими щеками было добродушным, черные волосы немного отступили со лба, образовав две неглубокие залысины, отцовские серые глаза смотрели на мать растроганно, с любовью.
— Чего же женку-то с ребятишками не привез, Митенька? — спросила Ефимья Андреевна.
— В Туле она, — коротко ответил сын. И на лицо его набежала легкая тень.
— Не хочет твоя Рая к нам, — вздохнула мать, — Сторонится.
— Дома отец-то? — перевел разговор на другое Дмитрий.
— Отсыпается после дежурства, — ответила мать.
Семен Супронович сначала пожал руку, потом нагнулся и поцеловал тещу.
— Вот твои-то, поди, обрадуются, — кивнула Ефимья Андреевна на дом Супроновича.
Они еще не дошли до калитки, как на крыльце в выпущенной поверх мятых брюк серой рубахе показался Андрей Иванович. Седые волосы растрепались на затылке. Моргая на солнце заспанными глазами и почесывая широченную грудь, он громогласно заявил: