Андерманир штук

Ближе к лету начали поговаривать даже о двух школах: одна от деда поблизости, другая – от Леночки. И будто бы без конца решали, решали – и решить не могли, какую же из них все-таки выбрать… Лев слышал, что об одной говорили как о школе с уклоном, о другой – как о школе без уклона. «Только бы сразу в обе не отдали!» – с ужасом думал он.

Сам Лев хотел во вторую школу, без уклона, – потому что рядом с дедом. Но все якобы зависело от Леночки. И, выходило, по-Леночкиному, что его все равно отдадут в школу с уклоном. Жить ему в таком случае надо будет «у родителей».

«А-ты-сделай-фокус – чтоб без уклона!»

Самое важное для Антона Петровича (не для Льва, но Льву этого сейчас не втолковать), что уклон – в английский. И что Льву, когда он окончит школу, – все пути открыты. Да и жить, наверное, лучше дома: привыкать надо. Потому что… никто ведь не знает, сколько ему, Антону Петровичу, чего осталось. Впрочем, как бы там ни было, выбор – за Леночкой. Мне не сделать этого фокуса…

– Мне не сделать этого фокуса, львенок.

Львенок не верит – и улыбается: святая простота.

– Видишь ли… – Антон Петрович пытается звучать убедительно, – фокус можно сделать только тогда, когда ты уверен, что…

– Когда я уверен?

– И ты – тоже! Но вообще – когда любой человек уверен, что фокус делать – надо. А я в этом не уверен, львенок. Та школа, которая около мамы, она действительно очень, очень хорошая.

– Потому что с уклоном?

– Именно поэтому, – улыбается дед Антонио.

Лев не понимает, но, засыпая, пытается представить себе школу с уклоном.

Школа стоит на горе – и в ней все кривое, когда находишься внутри: кривой пол, кривой потолок… даже мебель кривая. И школа медленно сползает вниз по горе. Вот уже Лев вынужден перепрыгнуть с пола, который накренился настолько, что не устоять, на стену… то есть на то, что раньше было стеной, но теперь у него на глазах становится полом. Лев быстро вскакивает с кровати, чтобы успеть поменять положение…

– Господи, львенок!..

Дед Антонио делает ему холодные примочки: Лев упал, ударившись лбом о порог – к деду бежал.

– Дед Антонио, школа, которая с уклоном, она ползла вниз, прямо в пропасть…

– Тебе начали сниться сны, слава Богу! Снов не надо бояться, они всем снятся, когда люди спят.

– Я же тогда не спал еще, когда школа вниз ползла! А «сны» – это как?

Он не понимает, что такое сон. Или действительно не видит снов? Мы, вообще-то говоря, с какого возраста сны видим? Странно… дед Антонио никогда не думал об этом. И не помнил, когда сам впервые увидел сон – или когда понял, что увидел сон. Да и сна тоже не помнил, хотя ведь, казалось бы, – такое событие!..

Падение, к счастью, не имело иных последствий, чем синяк во весь лоб, – Антон Петрович заметил только, что Лев, нервничавший было по поводу выбора школы, стал опять спокойным. Антон Петрович не знал, радоваться ему или нет.

– Лев, – осторожнее некуда спросил он, – ты какой язык хочешь учить?

– Французский. Потому что на нем во Франции разговаривают.

– Ммм… боюсь, что в школе рядом с мамой только английский преподают, – ты как насчет английского?

– Та школа сползла в пропасть, дед Антонио.

– Ну-ну…

От гастролей дед Антонио, конечно, опять отказался: «У меня внук в-первый-раз-в-первый-класс, Вы с ума сошли?» Леночка же, из-за отцовских «капризов» снова вынужденная отправиться якобы на больничный, ибо распиливать на гастролях ее было некому, неожиданно прибежала к Антону Петровичу прямо с больничного в самом начале августа – совершенно заплаканной.

Чмокнув в прихожей Льва (какой-ты-большущий-стал-Аленка-вот-тут-хочешь-нет-небось!), она пулей-дурой влетела в кабинет деда Антонио и мало того, что захлопнула дверь, – даже еще и заперла ее изнутри. Потому-то Лев пока и не узнал, а Антон Петрович не только узнал, но и прочувствовал следующее: к сожалению, настало время расстаться с Ве-ни-а-ми-ном, несмотря на то, что он инженер-конструктор, в то время как Геннадий гребец… правда, не простой, а а-к-а-д-е-м-и-ч-е-с-к-и-й.

– Гре…бец? – едва сартикулировал дед Антонио. – Он как-то, похоже, забыл, что в мире бывает гребля. – Один гребет – или на галере?

– «Каноэ» это называется, – отвернулась Леночка.

– Ты, что же… м-да. Как знакомятся с гребцами? Вы познакомилась, когда он… греб?

– Па-ап… ну, веди ты себя прилично!

Кустистые брови Антона Петровича взлетели чуть ли не над головой:

– Леночка… имей же снисходительность, ты первая этот разговор начала!

Ей стоило большого труда не сорваться: срываться в данный момент было никак нельзя. Впрочем, момент оказался совсем не таким ответственным, как ей представлялось.

Конечно, Лев может продолжать жить здесь – без вопросов. Понятно, что Лев не поверит, если сказать, что и второго его папу захотел какой-то мальчик: таких мальчиков не бывает… почему я жестокий? Я просто видел Ве-ни-а-ми-на! Бог с ней, с английской школой – Льву все равно, как выяснилось, французский нравится, а тутошняя школа тоже хорошая.

– Па-ап, ты только Льву про Геннадия пока не говори, ладно? Мне кажется, еще рано.