Андерманир штук

– Это «она», Борис Никодимович, порченая, то есть. Она у нас девушка, женского пола.

Поперхнувшись явно чрезмерным количеством половых характеристик, Демонстратнер даже испугался, что не вынесет такой высокой степени предъявляемой ему женственности, и в еще одну дверь, опять открытую кем-то невидимым, вошел с осторожностью. Женственности ему предстало не так много… точнее сказать, совсем нисколько не предстало, поскольку наличная в комнате женственность вовсе даже лежала – на широкой постели, задрапированной чем-то белым. Если бы не этот фон, то женственности на широкой кровати можно было бы и вообще не заметить, поскольку освещала комнату только одна маленькая лампа – благоразумно размещенная над кроватью.

Дверь в комнату закрылась с обратной стороны – и Демонстратнер понял, что лежащей особе никто его не представит: в комнате они были одни. Впрочем, на его счастье, лежащая представилась сама – ну, не то чтобы представилась, но хоть голос подала: в сущности, как собака… собачка.

– Пошел отсюда, – жалобно сказал голос.

Демонстратнер, не подготовившись к такому приему, остановился на полпути к порченой.

– Убирайся, чего пришел! – воззвали к нему с кровати.

Демонстратнер молчал.

– Ты немой или просто неразговорчивый? – Драпировка чуть колыхнулась.

Демонстратнер молчал.

Драпировка зашевелилась, обмоталась вокруг тела и, отделившись от кровати, оказалась около выключателя.

Вспыхнул свет – о-сле-пи-тель-ный: огромная люстра на потолке ударила в Демонстратнера всем своим хрустальным безобразием. Когда глаза его привыкли к избытку электричества, он увидел на кровати бледную девушку – по всему, преступно молодую.

– А ты ничего, – сказала она, спокойно и пристально глядя на него.

Демонстратнер умел выдерживать любой взгляд – выдержал и этот.

– Раздевайся, ложись рядом, – предложила девица, опустив глаза, – впрочем, тут же и воззрившись на него снова.

Демонстратнер принялся раздеваться, незаметно оглядываясь по сторонам. Два мольберта (многовато для одной комнаты), стаканчик с кистями на огромном, заваленном листами ватмана столе, растрепанный альбом…

– Стоп, – сказала девица, когда он дошел до нижнего белья. – Ты, что, автоматический?

Демонстратнер молчал.

– Слушай, ты самый клевый из тех, кого ко мне приводили, – призналась девица. – Садись, вон, в кресло, оно качается. Там где-то плед рядом, в клетку, чтоб ты не замерз.

Демонстратнер накинул плед и принялся раскачиваться в кресле.

– Обидно будет, если у тебя просто такая тактика… А потом вдруг ты заговоришь и скажешь какую-нибудь хрень. Лучше, знаешь, так и молчи всегда. Сиди, качайся и молчи… молчи, скрывайся и таи. Я буду думать, что ты мертвый. Или что ты Тютчев. Кофе хочешь? Там вон кофейник, недавно принесли, и конфеты шоколадные – на полу. Ты тюбики мои просто со стола смахни – и располагайся.

Демонстратнер обстоятельно налил себе кофе, приоткрыл коробку «Золотая нива», взял конфету. Тюбики со стола смахивать не стал.

– Они говорят, что на меня порчу навели, – подтянув коленки к подбородку, девушка с интересом смотрела на Демонстратнера, – что я до этого была все время нормальная, а теперь порченая.

– Глупости, – сказал Демонстратнер. – Ты и теперь нормальная. Как тебя зовут?

– Как меня зовут – не твое дело… Я же не спрашиваю, как тебя зовут. Кстати, здорово, что ты на «ты» со мной.

– Ты же на «ты», – пожал плечами Демонстратнер и отхлебнул кофе.

– Вот и я говорю, – согласилась «порченая». – Только я не потому на «ты», что я вообще такая… Я просто хотела нахамить – и чтобы ты ушел. Мне и дальше на «ты» быть?

– Да чего ж теперь? – улыбнулся Демонстратнер (улыбаться он умел). – А мне и дальше без штанов сидеть?

– Да нет, штаны уже можно надеть… я, между прочим, даже испугалась, когда Вы…

– Мы на «ты».

– …когда ты раздеваться начал.

– Я знал, – сказал Демонстратнер. – На то и рассчитывал.

– Правда, что ли, ясновидящий? – с опаской спросила «порченая», стараясь не глядеть на то, как Демонстратнер заправляет рубашку в брюки, застегивает молнию.

– Правда, – соврал Демонстратнер.

– Ну, увидь…те меня тогда!

– Да ладно, тебя и так насквозь видно, – опять улыбнулся Демонстратнер. – Нормальная девчонка, умная, симпатичная, миниатюрная… сколько лет-то?

– Неважно, сколько лет. Не так много, чтобы это имело значение.

– Вот, значит… школу ведь скоро заканчивать – или закончила уже? Зако-о-ончила. Учишься, небось, дальше – на творческой какой-нибудь специальности… на художника, небось – судя по интерьеру. На худо-о-ожника. И все, вроде бы, хорошо, а жизнь – дерьмо. Ведь дерьмо? Дерьмо-о-о… Согласен, чего ж тут! Дерьмо она и есть.

– И чего делать?

– Да ничего не делать, ждать. Ждать, потому что скоро все изменится – вообще все.

– И будет не дерьмо! – усмехнулась «порченая».

– Я этого не говорил, – напомнил Демонстратнер. – Может, и дерьмо, но другое дерьмо, новое.