Анатомия предательства: "Суперкрот" ЦРУ в КГБ

Опасаясь невольных повторов, не привожу его многочисленные высказывания о “мечтах по Америке”, “красоте и свободе” тамошней жизни, о беспредельном мраке в России, ее убогости и ничтожности. Удивляться этому после всего узнанного о Калугине не приходится, другого ожидать просто-таки невозможно. Складывается незамысловатый сюжет, что ростки тяготения к богатой и красивой жизни за границей зародились у него в школьные годы, когда изучая язык по глушившимся передачам лондонской Би-би-си и с необъяснимым для этого возраста упорством читая английские книжки, мечтал он стать дипломатом или разведчиком. Говорит, как учил английский именно для этого и овладел иностранным языком после окончания средней школы настолько, что мог уже тогда “стать дипломатом”. Но слишком скучной представлялась ему дипломатическая работа, и он избрал путь разведчика. Со слов Калугина, его отец, узнав о желании сына посвятить себя органам госбезопасности, категорически возражал и настойчиво пытался убедить отпрыска не совершать “глупость”. Но Олег Калугин, вполне обоснованно, не хотел быть похожим на своего отца, мрачного сотрудника органов госбезопасности, потому что тот был тюремным охранником, имел “низшее” образование и средний достаток, жил с семьей долгое время в коммунальной квартире. Затем в 1952 году отец все-таки обратился с просьбой к своему начальству о зачислении Калугина-младшего слушателем в ленинградский Институт иностранных языков МГБ СССР.

Наконец-то осуществилась мечта юношеских лет, и он с первых же дней и с прежним упорством продолжил штудировать английский и другие дисциплины. Институт закончил с дипломом отличника. Впереди разведывательная школа, а затем год в Нью-Йорке. Вот здесь и сработала создавшаяся ранее в подсознание смысловая установка идеала жизни — много денег, комфорт, заграница. Реалии богатой Америки превзошли мечту и подавили остатки имевшейся гражданской позиции. Появилась возможность мечту воплотить в жизнь, предложив свои услуги за деньги богатому противнику. Все казалось быстро достижимым, тем более с его помощью, и он без принуждения пошел на измену. Но близкое превратилось в далекое, потребовались тридцать пять лет страха и огромный риск, балансирование на грани дефолта, между жизнью и смертью, чтобы мечта стала былью. В 1994 году, хотя и со слишком большим опозданием, он ее наконец-то поймал.

Если постараться взглянуть на Калугина, абстрагируясь от его шпионских деяний, то в глазах несведущего человека он может смотреться вполне достойно: весьма эрудированный, интересный, трезвомыслящий собеседник, умеющий строить отношения с людьми разных социальных слоев. Его личная многотомная библиотека книг на иностранных языках невольно вызывала уважение. Но все-таки, при общении с ним оставались неясными причины возникновения чувства недоверия, отсутствия в нем добропорядочности и надежности. Кстати, в мемуарах его коллег, даже тех, кто вспоминает о нем нейтрально и, не обладая достаточной информацией, отвергает возможность его предательства, отсутствуют слова, характеризующие Калугина как открытого, отзывчивого или справедливого человека.

Все эти качества просматриваются и в его книге. Слишком часто, чтобы поверить, говорит он о том, что никогда не был и не будет предателем своей страны. Выдвигает ненадежные аргументы в подтверждение своей мысли: предатели — люди второго сорта, большинством презираемые, выдали своих коллег, принесли им неприятности, не может стать таким, потому что многие его родственники погибли в войне с фашистами. Ни слова о Родине и ущербе от них государству. В то же время, в других своих публикациях он высоко отзывается о личности другого предателя — Олега Гордиевского, ставит в пример перебежавшего в Америку изменника Швеца, написавшего там книгу о работе вашингтонской резидентуры КГБ и получившего за это “хорошие” деньги. Как бы советует: приезжайте, пишите, выдавайте секреты и вам заплатят. Слова осуждения чужого предательства противоречивые и неискренние и поэтому им не веришь. Складывается отчетливое, близкое к истине, впечатление, что он не хочет, чтобы люди думали о нем как о человеке, предавшем Родину. Исключаю, что им движет какое-то чувство стыда: жить и выглядеть человеком, осуждающим коммунизм, систему КГБ и даже боровшимся со всем этим значительно удобнее, чем быть известным и презираемым, как продавший свое государство за деньги. Ну, конечно, и ЦРУ не желает пока объявлять всему миру о своем “суперкроте” в бывшем КГБ.