Анатомия архитектуры. Семь книг о логике, форме и смысле

Парадоксальность эпохи еще и в том, что самые безумные, невероятно сложные декоративные решения, узоры, логику строения которых очень нелегко распутать, конструкции куполов и сводов, чье устройство невозможно понять, рождаются благодаря применению точных наук. Простые арифметические действия, пропорционирующие здания кватроченто, меняются на сложные математические расчеты, порождающие магию непостижимых композиций позднего барокко. Это не удивительно. Сама математика в XVII веке рассматривается как способ проникновения в божественные тайны, за пределы, доступные обыденному разуму. Ученые, занимающиеся этой дисциплиной, даже начали замечать в расчетах мистические элементы – мнимые (сегодня их называют комплексными), иррациональные и трансцендентные числа.

Рис. 7.3.24. Церковь Сант-Иво алла Сапиенца. Архитектор Франческо Борромини. 1642–1662 гг. Рим, Италия[285]

Дух Божий нашел тончайшую отдушину в этом чуде анализа, уроде из мира идей, двойственной сущности, находящейся между бытием и небытием, которую мы называем мнимым корнем из отрицательной единицы.

Готфрид Лейбниц

Цит. по: Клайн М. Математика. Утрата определённости. М.: Мир, 1984. С. 139.

Конечно, барокко – очень широкое понятие. Почему-то в XVII и первой половине XVIII века многие народы обнаружили тягу к избыточной декоративности, к обилию завитков и кривых линий. Далеко не везде под это можно подвести хоть какое-то теоретическое обоснование. Очевидно, религиозные чувства способны одновременно накрывать очень большие территории, принимая разные формы. У католиков это уже был акцент на личных отношениях с Богом, у православных – коллективная мечта о сказочном, неземным образом украшенном Небесном Иерусалиме, рассказом о красоте которого становились и вновь возводимые храмы, и жилые палаты.

Впрочем, в России этот стиль хорошо известен и в «каноническом» варианте. Его влияние заметно уже в архитектуре 1680-х гг., в сооружениях так называемого московского, или нарышкинского, барокко. Знатоки различают также чуть более консервативное барокко строгановское и, напротив, очень близкое к европейским образцам голицынское, однако суть, в принципе, одна. Еще до начала радикальных петровских реформ Россия чувствовала необходимость не только «рубить окна» в Европу, но и оформлять их наличниками западного типа. На фасады палат и церквей пришли элементы классического декора, колонны с базами и капителями узнаваемых ордеров, трехчастные антаблементы и треугольные фронтоны. Конечно, надо «настроить» глаз, чтобы в этих причудливых белокаменных деталях на красном кирпичном фоне узнать наследие античных зодчих, пусть и искаженное полным безразличием к классическим пропорциям, правилам построения и тектонической логике.

Рис. 7.3.25. Церковь Иоанна Непомука (Азамкирхе). Архитекторы Космас Дамиан и Эгид Квирин Азам. 1733–1746 гг. Мюнхен, Германия[286]

Рис. 7.3.26. Новодевичий Богородице-Смоленский монастырь. Основан в 1524 г.; большая часть построек осуществлена в конце XVII века. Москва, Россия[287]

Реформы Петра Великого привлекли в Россию европейских мастеров, познакомивших местных жителей с образцами в полном смысле европейской архитектуры, правда, поначалу достаточно скромной – и в том, что относится к размерам, и в том, что касается пышности декора.

Рис. 7.3.27. Церковь Святого Андрея Первозванного. Архитектор Бартоломео Растрелли. 1749–1754 гг. Киев, Украина[288]

Наконец, елизаветинское барокко, восхитительные образцы которого есть в Санкт-Петербурге и его пригородных дворцовых комплексах, а также в Москве, Киеве и в других городах, вывело Россию в число лидеров мировой архитектурной моды.

Рококо

Когда в России расцветало барокко, в Европе уже сложился следующий стиль, название которого звучит слегка похоже и тоже родственно водным стихиям: если барокко – неправильная жемчужина, то по отношению к рококо речь может идти о заросшей ракушками скале (фр. rocaille – это и ракушка, и дробленый камень, то, что можно использовать для украшения влажных поверхностей искусственных гротов).