Тридцатисемилетний очный аспирант Саша Беляев, избранный после Собчака председателем Ленсовета, как-то спокойно выступил и, в отличие от многих, без истерики дал всем понять: главное в идее ( ее провозгласить, а что же касается реализации, то это дело второстепенное. При этом Саша всем намекал на необходимость повышения собственного достоинства обязательно прямо пропорционально увеличению личной собственности. В заключение он заявил, что наша «демократия» самая «демократичная». И даже пытался прогнозировать, но как-то однообразно, типа «чем дольше падение, тем позднее будет удар, и поэтому разуму лучше уступить силе». Лишь тогда, по мнению Беляева, можно будет победить силу. О какой и чьей силе шла речь, я не понял. Вообще-то, в самом Беляеве просматривалась какая-то скрытая гипнотическая сила, замешанная на зачатках сумасшедшей мании величия. Выступая, он делал слишком длинные паузы, будучи уверен, что многоголовая аудитория безголовых чего-то хочет от него услышать. Но большинство собравшихся отрицало все, включая Президента.
В этой компании плебеем считался любой, кто признавал, что есть патриции. А врагом объявлялся каждый пользующийся закрытым буфетом. Наличие же общих врагов, как показал дальнейший опыт, сразу объединяло все депутатские фракции и группировки, а отсутствие противника сеяло между ними раздоры с неприязнью. Поэтому я понял: враг просто нужен. Без него им невыносимо жить.
К самому концу огласили призывы создавать кроме комиссий всяческие движения и печатные органы. Рекомендовалось также разрушать и искажать все, что может быть разрушено и искажено. Разные глупости тут же передавались по телевидению со скоростью света.
Под занавес этой сессии был определен «единственно верный курс» в абсолютно неизвестном направлении и, кажется, закончился этот шабаш избранием комиссии по приемке-передаче дел от старого состава Исполкома. Возглавил комиссию, по-моему, депутат Гапанович (Гапанович — это фамилия).
Подавленный «грандиозностью» виденного, я долго сидел в машине с работающим мотором около дворца, пока ко мне не подошел Саша Беспалов из организационного отдела Ленсовета и спросил, какие у меня проблемы. Проблема была одна: я не мог очухаться. Несчастная Родина-мать! Я сознаю свое ничтожество, но и мне ясно, что ты, похоже, тяжело заболела. Может, тебя поразила злокачественная любовь к «демократии»? Или у тебя шизофрения, раз ты хочешь свой народ пустить по миру? Ведь изменение образа его жизни — это, как замена религии, возможно лишь насилием. Мирный же путь исключен. Дальнейшее существование всего, что удалось создать за 70 с лишним советских лет, сохранить и приумножить было поставлено сегодня под угрозу и сомнение. Похоже, ты проиграла в умной борьбе с другими странами за обладание душой собственного народа. Чем я могу помочь тебе? Я не знаю.
Когда мне пришлось поделиться с Собчаком впечатлениями об этом слете и слетевшихся на него, он, к моему удивлению, долго и странно удовлетворенно смеялся.
Глава 4
Выбор идола
«Скажу всем как профессор права...»
В последнее время Собчак почти безвылазно находился в Москве, гарцуя на заседаниях Верховного Совета, но главное ( пробивая себе квартиру, при этом ссылаясь на то, что жить в гостинице вместе с постоянно пьяными коллегами-депутатами он, малопьющий, не в состоянии.
Если бы в то время кто-нибудь сказал, что скоро для гулянки по случаю еврейского национального праздника будет арендован Кремлевский Дворец Съездов, название которого даже в газетах писалось с больших букв, то, надо полагать, этот «предсказатель» мог бы получить по политическому сусалу за разжигание антисемитских настроений.
Тогда еще никто не интересовался «девичьей» фамилией лидера столичных «демократов», московского «грека» Гавриилы Попова.
Еще никто не обращал пристального внимания на изменившиеся повадки Горбачева, который вдруг перестал интересоваться ходом строительства своей летней резиденции на берегу живописной бухты в абхазской Пицунде. С окончанием этой стройки он все время лично торопил, и вдруг... Его также перестала интересовать внутрипалубная отделка черноморской яхты на манер императорской «Полярной звезды». Уже и Раиса Максимовна перестала выезжать для демонстрации своего шубного гардероба перед изумленно-восторженными обитателями нашей глубинки, еще сбегавшимися на этот праздник моды.