Это не просто публичное заявление, не статья в журнале, не интервью, рассчитанное на скандал или на получение неких выгод, преференций. Это сообщение главе государства от ведущего военного юриста и политического деятеля. То есть если Илюхин утверждал, что документы катынского дела сфабрикованы — значит, он имел действительно веские основания.
Кроме утверждения о фальсификации документов в письме Илюхина есть другой важный момент. Действительно с точки зрения норм права, закона, чтобы удостоверить факт смерти человека, необходимо разыскать его тело или останки и провести полноценную судебно-медицинскую экспертизу. Никакого другого пути нет. Если эксгумированы и обследованы 1,8 тысячи тел, то все прочие цифры, включая и широко тиражированную — более 21 тысячи, — не доказаны.
Читатель, обладающий моральными и нравственными ориентирами, здесь получает право возмутиться. Что это такое за напёрстки, скажет он, что это за циничное жонглирование числом мертвецов? С нравственной точки зрения нет разницы, сколько было расстреляно: 1800 или 21 000. И в том и в другом случае речь идёт о массовом убийстве. Виновники гибели троих человек — такие же убийцы, как и виновники гибели 20 тысяч. Разве не так?
Не так. Размер имеет значение. Массовое сознание реагирует на цифры со многими нулями. Тысяча убитых — это страшное злодеяние, но 20 тысяч — уже геноцид. В чём разница — обыватель не скажет. Пострадавшая сторона всегда преувеличивает количество жертв, виновная сторона преуменьшает, это происходит подсознательно.
Далее в нашей истории появляется другой профессионал, секретарь ЦК КПСС Валентин Фалин. Оказывается, этот специалист также имеет компетенции в катынском деле. Более того, он тоже направлял письмо главе КПСС, только непубличное, и не Медведеву, а Горбачёву.
Фалин провёл несколько семинаров в Институте динамического консерватизма (есть, оказывается, и такой), и на одном из таких семинаров, 5 декабря 2011 года, сделал следующее признание:
«В октябре 1982 г. Ю. В. Андропов пригласил меня, чтобы посоветоваться по неотложным проблемам. ‹…› В 1983 г. исполняется 40 лет с момента обнажения трагедии в Катыни. Доклад Бурденко недостоверен. Надо бы выяснить, какие документы смоленского и прочих управлений НКВД попали к немцам, что о судьбе польских офицеров говорил Сталин на встрече с Сикорским в ноябре 1941 г., что тогда же ляпнул Берия. ‹…› Свяжись с Ф. Д. Бобковым (КГБ), Н. В. Огарковым (начальник Генштаба) и с кем надо из МИДа для подготовки предложений. В КГБ Катынью занимался Пирожков. Он пришел с текстом доклада Бурденко. Я вынужден был напомнить ему: есть поручение генерального секретаря (Андропов к этому времени стал генсеком) серьезно разобраться с существом проблемы, а не перелистывать бумаги, которые и нам обоим вдоль и поперек знакомы».
Оказывается, глава КГБ Андропов инициировал дополнительные изучения катынских материалов ещё в 1982 году, то есть задолго до начала перестройки и прихода к власти Горбачёва. Причём к этой дате, как признаётся Фалин, катынские документы были давно изучены, «вдоль и поперёк» ему знакомы.
Далее: оказывается, катынский расстрел обсуждался Сталиным в 1941 году на встрече с премьер-министром польского правительства в изгнании Владиславом Сикорским. Об этой встрече знают историки. 3 декабря 1941 года Сикорский на встрече в Москве передал Сталину список из 4 тысяч польских военнослужащих, оказавшихся в советском плену и оттуда не вернувшихся. На той встрече Сталин повёл себя непонятным образом. Он то ли сделал вид, что не знает о расстрелах польских офицеров, то ли действительно не знал, забыл. Но как он мог забыть, если есть подписанное им же решение от 5 марта 1940 года? Предположим, что это был театр двух актёров, Сталина и Берии: первый пожал плечами и посмотрел на второго, второй тоже пожал плечами и пообещал представить справочную записку.
Самое интересное, что такой документ разыскан историками.
Записка Берии от 26 декабря 1941 г. № 3105/б в ГКО Сталину, Молотову:
«В результате проведенной проверки представленного генералом Сикорским списка польских офицеров и полицейских, содержавшихся в Козельском, Старобельском и Осташковском лагерях военнопленных на предмет выяснения местонахождения этих лиц установлено:
из 3825 человек по предоставленному поляками списку по учетам НКВД найдено 3417 чел. Не найдено 408 человек.
Из числа найденных:
— 3320 чел. в соответствии с известным вам решением от 5 марта 1940 г.;
— 56 чел. передано в польскую армию в период формирования польских частей;
— 33 чел., преимущественно польских разведчика, до войны были затребованы из лагерей для ведения следствия в западные области УССР и БССР и их местонахождение не известно;
— 5 чел. арестованы за контрреволюционную деятельность за время пребывания в лагерях военнопленных и осуждены на различные сроки;
— 3 человека умерло»[7].