Анархист

Я с сего дня председатель поселка, ну, то есть совета нашего поселкового. – Силантий вытер пот со лба. Разговор с невидимым собеседником давался ему с трудом.

…

А товарищ Комаров и остальные товарищи выпили лишку, да ночью и угорели аж до самой смертушки.

…

Да хоть сейчас. Через час я до вас прибуду. Если только кака неожиданность по пути не случится.

Наконец Силантий с облегчением положил трубку на рычаг.

– Слышал? – обратился он к Григорию. – Сейчас за хариусом забегу и пойдём.

…

Встреча в квартире бывшего Горного Управления, используемой для размещения горсовета, прошла душевно. Этому способствовала и самогонка прихваченная Григорием, и наскоро пожаренная рыбка. Помянули безвременно ушедших, потом Пётр Дмитриевич произнёс вдохновенную речь о скорой победе Советской власти на Алтае. Выпили. Потом за победу в Сибири. Выпили. Когда дошли до мирового масштаба председатель отключился. Из чистого любопытства Григорий, который почти не пил, заглянул в папку с документами. Самой верхней лежала телефонограмма о прохождении через два дня через станцию Рубцовкую воинского поезда. Змеиногорскому совету предписывалось выделить роту бойцов с полной выкладкой. Цель – подавление мятежа в окрестностях Шемонаихи.

Вечером в Беспаловском состоялся военный совет волчихинских партизан. Решили, не откладывая дела в долгий ящик, прямо на следующее утро устроить засаду на перегоне Весёлый Яр – Шемонаиха. План сложился у Григория в голове ещё на обратном пути от председателя.

– Мужики, – напоследок сказал он, – только не увлекайтесь. Паровоз остановился, из пулемёта вагоны причесали, и сразу в галоп, и по Убе рысью. В распадке ты, – он ткнул пальцем в Бастрыкина, – их встретишь. Скалой их приголубишь и бегом до нас.

– А остальные будут в это время чистить вагоны? – догадался Русаков.

– Однако, Степан, ты дюже умён. Быстро догадался. Это же главная цель завтрашнего дела. Нам бы еще успеть тела раздеть. Вся Волчиха в летнем по снегу шастает, – И уже обращаясь ко всем. – Морды спрячьте в тряпки какие-нибудь. Чтобы ни едина сволочь не догадалась, кто мы такие. Да, и флаг красный возьмите.

…

(перегон ст. Рубцовская – село Шемонаиха, Змеиногорского уезда)

Колеса вагонов размеренно стучали на стыках рельсов. Воинский поезд вёз усиленный двумя трёхдюймовками эскадрон до станции Шемонаиха. Где-то там, в верховьях Убы[61] баловал есаул Шишкин. Телеграмма, полученная из Шемонаихи, просто сочилась страхом. Говорили, что этот Шишкин истинный дьявол во плоти. Головы рубит, людей пилой лично распиливает, красные звёзды на спинах вырезает, живьём кожу сдирает. Сущий дьявол…

– Яков[62], пора наших орлов проверить, – Ефим Мефодьевич[63] придавил окурок самокрутки о раму окна, одёрнул и расправил выгоревшую гимнастёрку и потянулся за любимой кожанкой. – Вот-вот Шемонаи…

Он не успел договорить, как по ногам ударило лавкой, комбриг не удержался и полетел головой в перегородку штабного вагона. Раздался глухой хлопок взрыва, вагон резко дёрнулся и остановился. В тот же миг из кустов затрещал «Максим».

– Ложись! – машинально заорал Мамонтов и сполз на пол. На его голову посыпались щепки и осколки разбитого стекла.

– Что с паровозом? – завопил не своим голосом комиссар, – вот же суки поймали… Слышь? Очередь обратно пошла и низом кажись. – Он изо всех сил припал к полу, накрыв руками голову, будто руки могли его спасти. Не спасли. Одна из пуль пробив стенку вагона у самого пола, попала прямо в темя. Красно-белые осколки содержимого черепной коробки расплескались, оставляя багровые потёки по стенам и полу. В ту же минуту пулемёт замолчал.

– У, с-с-суки, – с ненавистью прошептал Ефим, – что, патроны кончились? Ну, шалавы, сейчас всех вас порешу, все… вы у меня кровью умоетесь, выблядки кулацкие… – Он осторожно поднялся и выглянул в окно. Природа безмятежна, белая пороша, лишь слегка укрыла придорожные кусты.

Вдруг гиканье и свист раздался откуда-то от хвоста поезда. На низких лошадках с вилами и самодельными пиками в руках и под красным знаменем, вдоль поезда летела лава всадников человек в двести, как показалось комбригу. Одеты все почему-то очень легко, почти по-летнему. Лица под папахами замотаны какими-то тряпками. Ефим моментально выхватил маузер[64] и начал садить без остановки. Через три секунды пистолет старчески заклацал, сообщая о том, что патроны иссякли. Чертыхаясь, комэск стал судорожно набивать магазин. Последний патрон вставлял, уже в соседнем вагоне.

Вот затарахтел пулемёт с поезда. К нему присоединился второй. Кто-то из нападавших свалился с коня. Остальные, нахлёстывая лошадок, рванули в сторону невысоких гор. Одна мысль стучала в висках комбрига. – Догнать! Поубивать всех нахер!

– Бригада-а-а-а-а! По коням! – заорал он что было мочи. – Быстрее, бойцы, мать вашу так!

– Товарищ комбриг, у нас в лошадях потери… надо бы обиходить… – обратился к нему кто-то из обозных.