Анархист

– Так Танька то Попова ещё весной семнадцатого в Змеиногорск подалась. Как узнала, что муж погиб, так к родственникам в город и умотала. И дитё с собой прихватила. Изба их, вот, до сих пор пуста стоит. Соседи всё, что могли, растащили, но сруб и крыша ещё стоят. Так что тебе есть, где голову преклонить.

Силантий вздохнул тяжело, бросил взгляд на лошадь, потом поднял глаза снова на Григория.

– Слышь, Егор, ты что-то на счёт помочь заикался?

– Раз заикался, значит помогу. Что за дела? Ты то, Силантий, как на ночь глядя, в дороге застрял? Да ещё и с грузом…

– Как, как… раскакался тоже. Аменины вчерась справляли кума моего, у которого я картофь забрать был должен. – Мужик снова помрачнел. – Грех не выпить на аменинах то. Ну и перебрали самогоновки. Хороша у кума самогонка, на орешках кедровых настояна… Маялись сегодня почти до самого вечера. То мешки искали, то ссыпать никак не получалось… Вот и выехал под вечер. А тут ещё этот дождь. Ебись оно конём… С Черепановского от кума ехать то всего ничего, а с похмела, да по грязи… Так как на счёт помощи? – напомнил он снова.

– Давай, друг Силантий, – подмигнул Григорий, – лошадку мы твою вполовину разгрузим. Мешки на закорках сами на сухое место перенесём. Потом лошадку переведём. Всё у нас получится в лучшем виде. По твёрдой дороге твоя кобылка потянет же? Думаю, за час мы управимся даже с перекуром. Ты покурить то как?

– А есть? – в голосе Силантия звучала надежда.

– А то! – Григорий, хоть и не курил, но понимал, что табак иной раз служит ключом к сердцу любого курильщика.

…

На самом закате Григорий и Силантий вышли на околицу посёлка. Пока таскали мешки, разгружали телегу и грузили снова, было не до разговоров. Зато после мужики шли как добрые приятели. Дождь перестал и на дворе заметно похолодало. Тревожные крики неясыти доносились из березового колка. Собаки в крайних дворах почуяли чужого и лаем обозначили своё присутствие. Мол, чужой, знай, мы тебя услышали, мы на чеку и порвём, если что.

Пока шли, Силантий рассказал Григорию о событиях в Беспаловском.

– В этом году продотряды совсем распоясались, – жаловался он. – В нашем посёлке выгребли почти всё, даже семена забрали. Сволочи! Что на следующий год сеять, никто не знает. Я лично спрашивал командира этих чоновцев. Говорит, что весной купят в Китае и всем раздадут. Кто сколько сдал, тому столько и выдадут. Егор, как ты считаешь, правда, выдадут?

– Ага, догонят, и ещё выдадут. За какие шиши они будут у китайцев покупать?

– Вот же с-суки, как всегда, нашего брата наебать норовят.

– Сколько у вас народу то в посёлке? – потихоньку начал выведывать Григорий, вспомнив о своей главной задаче. – Мужики то остались, али бабы одни?

Оказалось, что посёлок маленький, всего дворов полсотни. Мужиков после германкой и колчаковской мобилизации осталось мало. Силантий долго морщил лоб, шевелил губами и загибал пальцы:

– Человек тридцать ещё осталось, из них два инвалида. – Подвёл он итог подсчётов. Стариков человек сорок. Баб – штук сто, да ребятни обоего пола штук тридцать наберётся. Даже против роты нам не устоять, сомнут враз.

– А власти кто у вас представляет?

– Да, почитай и никто. Вроде как есть у нас поселковый совет с председателем. Вот только председатель наш, Венька Комаров – запойный. Бывает по неделе в запое. Потом выходит такой: «А? Чо? Каво?». Где был, что делал, ни хера не помнит. И остальной Совет такой же, сплошные забулдыги.

– Зачем таких выбрали то? Сами же над собой пьянь поставили. – Удивился Григорий.

– Так все нормальные мужики работу работают, им некогда в концелярии штаны протирать. В поле всегда работы хватает, а ещё огород, дом, подворье… Бражникам то, всё равно, им бы нализаться. Поэтому в совете сидеть для них самое милое дело. Народ на них у нас дюже злой. Эти же падлы ходили вместе с чоновцами и докладали у кого из соседей ещё зерно оставалось.

– И никто из деревенских им ничего не сделал? – опять удивился Григорий. – Так они у вас и детишек съедят, а вы и не пикните.

– Мы бы их давно бы… – Силантий чиркнул большим пальцем поперёк горла, – так ведь тут же из Змеиногорска чекисты прискачут, похватают непричастных, расстреляют, кого попало.

– Вот интересно ты, паря, толкуешь. – Перебил Григорий собеседника недоверчиво. – Как они так быстро могут узнать, что в вашей деревне происходит?

– Темнота ты, хоть и из Барнаула! – усмехнулся невесело Силантий. – Слыхал про таку штуковину – ти-ли-хвон называется. Летом, после того, как город бандиты с наскоку взяли, власть озаботилась связь обеспечить. По всем посёлкам в избы, где советы заседают, такие черные коробочки с рожками поставили. Я сам не трогал, но говорят, что можно в один конец трубы говорить, а в городе слышно. О, как! В сентябре у нас поставили, и в Черепановском, и в Лазурке, даже в Колывани. Теперь не забалуешь. Чуть что, сразу скачет чекистский взвод. Палят без предупреждения.

Так за беседой мужики дошли до избы Поповых.

– Тебе сюда, – махнул рукой Силантий по направлению к темному пятну забора. – Мой дом прямо в конце этой улицы. Самый последний. Может, зайдёшь?