Анархист

– Зато не надо заботиться о транспорте, – пробормотал он про себя. Затем уже, обращаясь к Окерлунду, – как думаете, мистер Окерлунд, долго нас будут инструктировать господа из ДжиПиЮ?

– Хотелось бы надеяться, что сегодня отпустят, но кто этих товарищей разберёт… – в голосе русского слышалось некоторое волнение.

Действительность превзошла их самые смелые ожидания. Возможно, по причине заинтересованности советского руководства в налаживании международных контактов, продержали мистера Черчилля в иностранном отделе Ленинградского ГПУ не более трёх часов. Не обошлось и без «наседки». К ним приставлена женщина-чекист лет тридцати. Если бы не излишняя худоба, её можно было бы назвать красивой. К тому же суровый взгляд карих глаз, короткая стрижка и сжатые тонкие губы вызывали скорее страх, чем симпатию.

– Лариса Рейснер, корреспондент газеты «Известия», рада приветствовать вас, сэр Черчилль в Советской России. – Женщина протянула узкую ладонь для рукопожатия, изогнув губы в подобие улыбки.

Черчилль ловко поймал ухоженную ручку и склонился с поцелуем, а Окерлунд посчитал возможным продемонстрировать знание русского языка.

– Мы тоже рады такой заботе о нас от лица ГПУ и руководства СССР. Особенно приятно, что нас встречает такая красивая дама, – попытался сделать комплимент Окерлунд – Вам очень к лицу эта модная стрижка, мадам.

– Не будем терять времени, – Лариса отняла руку и перешла на английский. – Следуйте за нами. Сейчас я вас доставлю к месту проживания, а завтра утром мы выезжаем в Москву. Вам сказочно повезло, господа. Вы имеете редкую возможность для иностранных буржуев принять участие в праздновании Дня Интернационала.

– Как? Разве нам разрешат пройти по Красной Площади в рядах демонстрантов? – Окерлунд искренне удивлён.

– Нет, конечно, – Лариса снисходительно вздохнула. – Вы приглашены на трибуну иностранных делегаций.

Джон Черчилль с удивлением уставился на сопровождающую, – а отказаться от такой великой чести никак нельзя? Мне бы хотелось быстрее оказаться в Белогирии. – В его голосе слышалось явное недовольство.

– Нет! – отрезала Лариса. – Кроме праздника, у вас ещё встреча с руководителями наркоматов. Вы же у нас представитель деловых кругов Британии. Вот и будьте таковым, проявите уважение к принимающей стороне.

Через два дня утром Джон Спенсер-Черчилль уже был в Москве и с унылым видом сидел на скрипучей скамейке. Слева возвышался странный деревянный зиккурат.

– Правду ли говорят, – повернулся он к Ларисе, – что внутри этого сооружения вы спрятали саркофаг с забальзамированным телом вождя?

– Да, по многочисленным просьбам трудящихся, ЦК ВКП(б) принял очень непростое решение, сохранить тело великого пролетарского вождя. – Голос Ларисы звучал ровно и бесстрастно. Она явно повторяла заученный текст.

Их места располагались на краю верхнего гостевого ряда. Оттуда хорошо видны, собравшиеся на трибуне мавзолея советские вожди. Черчиллю интересно наблюдать за ними. Он даже пожалел, что Окерлунду пропуск не дали. Он остался в спецквартире на на улице с непроизносимым названием, что-то вроде Wosdvijenka. Хорошо ещё, что эта Воздвиженка недалеко от Красной площади.

Между тем на площади начинается торжественный спектакль. Тысячи солдат Московского гарнизона парадным прусским шагом проходят по брусчатке древней площади. Направо, на мавзолей, равняются колонны. За пехотой идут красные курсанты, кавалерия. По брусчатке скрежещут траками танки. В полдень подкатывают автомашины, приспособленные под ораторские трибуны. Приближается шествие рабочих… Перед каждым предприятием движется знамя, за ним маршируют дети в красных галстуках. За детьми следуют рабочие. Они несут эмблемы своей фабрики или завода: прялку или веретено, рубанок или молоток, автомобильную шину или башмак, нож или кирпич. Для Черчилля это смотрится немного наивно, немного смешно, зато сопровождающая его Лариса Рейснер расчувствовалась. Даже аккуратно промокает платочком уголки глаз. Демонстрация длится целых шесть часов…

Ещё день ушёл на нудные переговоры с советскими чиновниками, которые мечтали получить с представителя «загнивающего строя» как можно больше, ничего не давая в ответ. Джон тоже крутился как мог, не давая ни каких обещаний, кроме как поставить в известность, довести до сведения, проинформировать деловые круги Сити, лишь бы ему разрешили, наконец, сесть в поезд и отправиться на восток. Как сказал по этому поводу Окерлунд – в Москве много часовых мастерских, но здесь совершенно не ценят время…

Только на третий день компании удалось вырваться из цепких объятий партийно-хозяйственной машины.

– Ви очен хитры, товарищ Черчилль, – говорил с заметным кавказским акцентом усатый и рябой секретарь коммунистической партии. – Ви так и не сказалы нам ничего опрэделённого.