Анархия non stop

Случайно сопоставляющий в головах приплясывающего большинства любую информацию, лишая тем самым информацию содержания, он страхует себя от нападения со стороны танцующих. Склонен к ремейкам, ко вторым изданиям явлений с измененными названиями. Его «новое» это всегда удачно проданное вам старое, а что-либо действительно другое не может продаться, т.к. существует не по правилам инновационного диджейского пульта. Не может быть продано, значит, не может быть услышано дискотекой до тех пор, пока другое не откажется от себя, не перестанет быть другим, не примет форму старого, т.е. уже много раз и разным поколениям проданного. Адаптируя классику, диджей раздает ей новые функции, губительные для нее с точки зрения безмолвствующих в могиле классиков. Диджей — адский протей умозрительного (социологического) большинства, ожиданиями которого он играет. Умозрительное большинство — тяжелый, но пустой изнутри фантом, оно всем кажется, но ничем и никому не является. Демократия — это шулерство именно как принцип, а потом уже как практика. Конвенциональная мудрость — это танцевальный наркотик. Но чтобы возразить диджею, вы должны как минимум перестать танцевать.

Диджей — хозяин Эйделона. Эйделон — эквивалент, все менее чему-нибудь эквивалентный. Другое навсегда остается недосягаемым для приплясывающих. Другое — нежелательное. Эйдос недоступен хозяину Эйделона. И нежелательны даже подозрения об Эйдосе. Отражение, заявившее о своем суверенитете, ничего не хочет знать об оригинале.

Новым стоикам придется мучительно долго находиться среди приплясывающих, передающих по наследству рабство как фамильную драгоценность. Придется смеяться над их патологией, над их завороженностью «образцами», которые перестали быть образцами и работают на диджея, уставать от своей иронии, замыкаться внутри своего презрения, как в одиночной камере, как в окопе, как в витрине. Но что может быть полезнее и нужнее для «второго рождения», чем одиночная камера, витрина, окоп? В добровольном заключении растет новый стоицизм: антисистемная алхимия, осознанное молчание, рецептура сопротивления. Вплоть до «рождения», до начала собственной «вечеринки», когда они накормят до отрыжки этот изголодавшийся по глобальности, изнуренный гуманистической диетой санаторий.

Новый стоицизм для тех, кто должен не скурвиться в новых условиях, тестирующих нас на прочность, на способность к долговременному, а не сиюминутному противостоянию. Новый стоицизм — образ жизни немногих представителей «не только жизни» в окружении остальных, исповедующих «только жизнь». Новые стоики есть элита, но элита, никакими институтами не санкционированная, выбравшая себя сама посредством воли к сопротивлению, к избиению диджея.

Избиение диджея, вечно блефующего за своим пультом, собранным из средств массовой информации и средств массовых развлечений, вполне возможно, ведь от нового стоицизма вы переходите к политическому дзену.

Политический дзен — боевое искусство, стиль нашей «вечеринки», именуемый близорукими продавцами иллюзий как «экстремизм». Тем хуже для них, если они обменяли глаза на слепое долголетие. Когда они услышат наше начало, будет для них уже поздно и оплаченное зрением долголетие окажется очередным обманом корпорации, не предусмотревшей собственного крушения.

Политический дзен предполагает слитость людей на улицах, сцепку рук в шеренгах, прорывающих ­милицейские кордоны, невербальные связи и необъяснимое согласие, синхронность и солидарность участников протестующего коллектива, несанкционированного большинством. Бесполое коллективное тело, невозможное в невоенных условиях. Несанкционированность поведения такого тела, взявшего в себя всех, способных стать его частью, повторяет несанкционированность самой действительности, в которой мы оказались, ее волшебный и немотивированный характер. Ущерб и беспокойство, испытываемые диджеем и его людьми в результате актов политического дзена, например после английской кампании «уличная политика против уличной рекламы и других видов мусора» или во время московских событий 93-го, вовлечение посторонних, чаще называемых «невинными», а еще чаще «жертвами», возвращают в общество хотя бы на несколько минут тот градус опасности, ту драматиче­скую необходимость выбора, которого диджей ежедневно старается лишить нас с помощью своего пульта зрелищ и сообщений. Пережив опыт политического дзена вы не можете вернуться домой тем, кем вы были до этого, опыт превращает вас в вечно ждущего и постоянно ищущего повторения «событий». Отныне вы поняли себя и все, что попало вам в руки, как собственность восстания, как возможность для сражающегося с диджеем коллективного тела. Руки у вас развязаны. Как клиент банкократии и зритель шоу вы больше не существуете.