— Она была истощена до того, как прибыла, — сказала Керт. — После Уреппана. Более истощена, чем она хотела признать. А затем, я думаю, она использовала каждую икру силы, которая у нее осталась, чтобы убить первую машину скорби. Не думала о себе. Нам повезло, что она все еще с нами.
— Ладно, держи меня в курсе, — сказал Гаунт. — Макарот выразил свою обеспокоенность.
— Конечно, — сказала Керт. — Разве тебе не нужно присутствовать на смехотворном параде или что-то такое?
— Да, — сказал Гаунт. — Но я услышал, что он, наконец-то, очнулся.
— Ранее, этим утром, — сказала она.
— Сначала я хочу увидеть его.
— Комната в дальнем конце, — сказала она.
Он посмотрел на нее. — Хорошо, — сказал он.
— Ты спас мне жизнь, знаешь ли, — сказала Керт. — В подвале. И не в первый раз.
— Ты спасала мою, и не раз.
— Это не соревнование, — сказала она. — Хотя, если бы было, я бы выигрывала.
— Твой продолжительный долг никогда не будет достаточно возмещен, — ответил Гаунт.
— Это строчка из твоей речи?
— Да, — признался он.
— Слегка абсурдно, — сказала она.
— Чувствую, что так, — сказал он.
Керт улыбнулась. — Я делаю то, что делаю, потому что это должно быть сделано, — сказала она.
— Люди продолжают говорить это, — сказал Гаунт.
— Разве? Кто?
— Только самые важные люди, — ответил он.
— Ясно, — сказала она. — Я думала, что нужна тебе только из-за моих обязанностей.
Они затихли. Он неловко огляделся.
— Ну, — произнес он.
— Точно, — ответила она.
— Я пойду и...
— Ты должен, — сказала она.
Он снял свою фуражку, сделал шаг вперед, и поцеловал ее в щеку. Она стояла очень спокойно.
Он отступил, и надел фуражку.
— Я пошел, — сказал он.
— Я вижу.
Он повернулся.
Она слегка улыбнулась, пока он уходил.
Цвейл бродил кругами в ближайшей палате, когда Гаунт быстро прошел мимо.
— Он выглядит занятым, — заметил старый священник Бленнеру, который согласился составить компанию Цвейлу в посещении лазарета.
— Да, — сказал Бленнер. — Старый добрый Лорд Ибрам.
— Ну, кажется, что здесь все справляются, — сказал Цвейл. — Идем в следующую палату?
Бленнер сопроводил его в коридор, двигаясь медленно, так что он не оставлял шаркающего старика позади.
— Они не позволяют мне принести птицу, — сказал Цвейл.
— Так вы говорили, отец.
— Я думал, что она сможет поднять настроение людям. Но, о, нет, они говорят, что это антисанитарно. Просто потому, что она срет на пол. Я назвал ее Квил, знаешь ли?
— Так же информация, которой я обладаю, отец, — сказал Бленнер.
Он остановился и повернулся к Цвейлу. Они были одни в бледном зеленом коридоре.
— Могу я у вас кое-что спросить, отец? — сказал Бленнер.
— Зависит от темы, — ответил Цвейл, нахмурившись. — Я хорош в некоторых вопросах. Как, например, лодки. А, так же, плетение, что я когда-то любил делать. По другим темам, это больше попадания и промахи, если честно.
— Вина?
— Ох, да, моё, моё. Это работа священника. Выкладывай.
— Это... — Бленнер прочистил глотку. — Чисто гипотетически, конечно же. У меня были этические дебаты.
— С? — спросил Цвейл.
— Простите?
— С кем были этические дебаты?
— А, эмм... с другом.
— Ах, да, — произнес Цвейл, глубокомысленно кивая и стуча по носу костлявым пальцем. — Хорошо его знаю.
— Итак, — сказал Бленнер, — скажем, что человек сделал... сомнительную вещь. Плохую вещь. Он признался, в поисках отпущения грехов.
— Так и должно быть, — сказал Цвейл, снова кивая.
— Но его исповедник умер, — сказал Бленнер. — Вскоре после этого. Остается ли... остается ли отпущение грехов? Человек все еще прощен, или бремя остается на нем?
— Хмммм, — произнес Цвейл, обдумывая. — Это сложно. Это немного темная область, с философской точки зрения. Вот, что я бы сказал твоему другу, Вэйном. Он, вероятно, в порядке. Чист. Его совесть сияющая и чистая. Потому что он признался в своих грехах, понимаешь? Но, просто чтобы быть на безопасной стороне, ну, понимаешь, он должен пытаться быть лучшей фесовой персоной, которой может, до конца своих смертных дней. Понимаешь? Просто, чтобы подстраховаться? На случай, если отпущение грехов не было принято.
— Понимаю, — сказал Бленнер.
— Он сможет сделать это, как думаешь? Этот друг?
— Я думаю, он может попытаться, — сказал Бленнер.
— Хорошо, — сказал Цвейл, и снова начал шаркать дальше. — Потому что, скажи ему от меня, что вина – это мелкое дерьмо, которое укусит за фесову жопу и убьет насмерть. Не сомневаюсь в этом.
Бленнер кивнул. Он вытер рот тыльной стороной дрожащей руки.
— Ты идешь, Бленнер? — позвал Цвейл. — Они должны были разрешить мне принести птицу, вместо тебя, знаешь ли? Птица радует людей. Я учу ее трюкам. А ты, ты такой же веселый, как пердежь в дредноуте.
Мерити Часс тоже видела, как Гаунт быстро проходит мимо. Она сидела у кровати Фейзкиель.
— Ты не хочешь пойти и поговорить с ним? — спросила Фейзкиель.
— Он занят, — сказала Мерити. — Позже будет время.
Луна Фейзкиель кивнула. — Ладно, я ценю визит, — сказала она, — но я не компания. Я очень устала. По крайней мере, здесь чисто. Очень чисто. Очень уютно.
Она видела, что Мерити все еще пристально смотрит на дверь.