Ананке

Пиркс неподвижно лежал на спине и теперь даже не особенно напрягался, чтобы представить Корнелиуса в Синтрониксе. Чем он там занимался? Курировал тренажеры, натаскивающие компьютеры для ракет. То есть — усложнял им работу, а уж школить он умел как никто другой. Этот человек жил в постоянном страхе, что его сочтут сумасшедшим, каким он на самом деле не был. В критических ситуациях он никогда не терял головы. Он был чрезвычайно энергичен, но в обычной обстановке невроз вынужденных состояний перечеркивал энергичность. Между экипажем и сдвигами в психике он, должно быть, чувствовал себя, как между молотом и наковальней. Это был мученик — и не потому, что он уступал внутреннему принуждению, был сумасшедшим, а потому, что неустанно боролся с собой, постоянно искал предлогов, оправданий, и оттого цеплялся за инструкции, пытался спрятаться за ними: дескать, правила требуют непрестанной муштры. Нет, в душе он отнюдь не был фельдфебелем, — разве стал бы он тогда читать странные и неправдоподобные истории Эдгара По? Может, он искал в них свой ад? Чувствовать внутри себя колючую проволоку принуждения, какие-то рычаги, предопределяющие траектории твоего поведения, и постоянно сражаться с этим, разрушать и опять снова… А на дне сосущий страх, что вот-вот случится непредвиденное; поэтому он и муштровал, школил, гонял, устраивал учебные тревоги, инспекции, проверки, выискивая упущения; Господи Боже, ведь он же знал, что над ним смеются, может, даже понимал, насколько все это не нужно. Неужто он и над компьютерами так же измывался? Так же их муштровал? Хотя, надо думать, он не отдавал себе отчета. Считал, что это необходимо.

Странное дело, подумал Пиркс, насколько иначе выглядят давно известные факты, если рассматривать их в новом аспекте, с использованием медицинской терминологии… Используя отмычки, которые дает психиатрия, можно заглянуть в такие глубины! Человеческая личность предстает очищенной, сконденсированной, сведенной к жалкой горсточке рефлексов, от которых никуда не деться. Мысль, что можно быть врачом и вот так рассматривать человека, даже с целью помочь ему, показалась Пирксу чудовищной. В то же время дымка шутовства, обволакивающая воспоминания о Корнелиусе, исчезла. И в этом новом, неожиданном видении не оставалось месте для грубоватого школярского или казарменного юмора. Ничего смешного в Корнелиусе не было.

Работа в Синтрониксе. Вроде бы идеальное место: затруднять, требовать, усложнять — до предела выносливости. Появилась наконец возможность освободиться от внутреннего принуждения. Непосвященным казалось — все великолепно: старый космический волк, опытнейший навигатор передает накопленные знания автоматам. Чего уж лучше? А они были для него рабами, и он уже не сдерживал себя — ведь они же не люди. Сошедший с конвейера электронный мозг похож на новорожденного: так же способен ко всему и так же ничего не умеет.

Обучаться — это значит специализироваться и одновременно все дальше и дальше уходить от первичной дифференцированности. На испытательном стенде компьютер играет роль мозга, а тренажер — тела. Мозг, подключенный к телу, — вот верная аналогия.