Женя проснулась от осторожных, почти бесшумных шагов Эркина и еле слышного позвякивания на кухне. Было ещё темно, она опять заснула и не слышала, как он ушёл. А второй раз её разбудила Алиса. Было уже светло, и на кухне дребезжала крышка у чайника.
— Мам, а Эрик где?
— По делу ушёл, — Женя металась по кухне и комнате в обычной утренней спешке.
— А он вернётся? — бегала за ней Алиса.
— Конечно, вернётся. Умывайся быстренько.
— Мам, а сегодня выходной?
— Выходной.
— А чего ты спешишь?
Женя рассмеялась.
— Вот позавтракаем, и я всё объясню.
Алиса подозрительно посмотрела на неё, но замолчала.
Накрывая на стол, Женя едва не поставила по привычке прибор Эркина. Он хоть чаю попил? Или отломил себе хлеба и так ушёл? С него ведь станется. Женя вздохнула, убирая его чашку обратно в шкафчик.
— Сегодня у нас будет большая прогулка.
— Да-а? — удивлённо обрадовалась Алиса. — А куда?
— Мы поедем на поезде в большой город. Там погуляем, пообедаем в кафе и вечером вернёмся домой.
Подавленная перспективой поездки на поезде в другой город, Алиса притихла и не мешала ей собираться.
С погодой им, кажется, везёт. Небо чистое, тепло. А то в плохую погоду поездка в Гатрингс выглядела бы неестественной. А так… Она даже, пожалуй, наденет не ботики, а туфли. Свои осенние уличные туфли. Всё-таки они идут в официальное учреждение, комендатуру. Женя ещё раз оглядела одетую и причёсанную Алиску. Всё вроде в порядке. Ну вот, сумочку она ещё с вечера собрала. Деньги… да, ей говорили, что в больших городах всё дороже, так что возьмём ещё сотню. Это всё ещё из летнего запаса. Но если всё сбудется, надо будет поджаться и перестать роскошествовать. Переезд стоит дорого.
— Ну вот, — Женя ещё раз проверила плиту и печку, надела плащ и взяла сумочку. — Пошли.
— Ага! — Алиса соскочила со стула, на котором терпеливо ожидала окончания сборов, и, обгоняя Женю, побежала во двор.
До вокзала они дошли без приключений. Джексонвилль ещё только просыпался, и никто им не встретился. Женя решила ехать в среднем классе. Она помнила военные вокзалы, своё бегство в общей толпе беженцев. Но сейчас всё было по-другому. Тишина, спокойствие и порядок. Правда, и время утреннее, глухое. Они спокойно сели в полупустой поезд. Удобное четырёхместное купе, и они одни. Женя посадила Алису к окну, и та сразу занялась бегущим за стеклом пейзажем. Её восторги и вопросы не мешали Жене думать о своём. Об одном и том же…
…— Женя, — Эркин подаётся вперёд, наваливаясь грудью на стол. — Я на всё пойду, мне бы только тебя не подставить. Может, как-то иначе сделаем? Я тоже в другой город съезжу. Как Андрей. А ты с Алисой в Гатрингс.
— А потом?
— А потом запишемся. Уже там, на Русской Территории. Я… я и один прорвусь. Ну, скажу, что к своему племени еду. Отстал от поезда.
— И тебя отправят на Великую Равнину. Я слышала, всех индейцев туда вывезли, — она вздохнула. — Мы же беженцами станем. Поедем не куда хотим, а куда отправят. И как мы потом искать друг друга будем? Ты об этом подумал?
Эркин смотрит на неё широко открытыми глазами и медленно качает головой.
— Нет. Я думал, мы сами поедем.
— Знаешь, я тоже слышала кое-что. Зимой, говорят, так ещё можно было. А сейчас только через комендатуру и какой-то Беженский Комитет. И при Империи такое было. Я тогда с Алиской так намучилась… Страшно вспомнить. Сколько там народу потеряло друг друга. Одних сюда, других туда… — она машет рукой.
— Женя, русские не разлучают семьи. Мне об этом все говорили.
— Семьи, Эркин. Мы и по документам должны быть одной семьёй.
Помедлив, он кивает.
— Я понял. Женя, тебе это… неопасно?
Она улыбается, и его лицо светлеет и делается мягче. Эркин осторожно протягивает к ней над столом руки ладонями вверх. И она, всё ещё улыбаясь, кладёт свои ладони на его.
— Женя, как ты скажешь, так и будет.
Неужели он опять сейчас заговорит о своей клятве? Нет, просто наклоняется, опираясь лбом на её руки. Застиранная выгоревшая рубашка туго натянута на его плечах и спине, чёрные волосы блестят в свете лампы. И она также наклоняется, касаясь губами его макушки. Он трётся лбом, носом, губами о её руки так, что её губы скользят по его волосам, упругим, приятно жёстким…
…Женя поправила Алисе ноги.
— Сядь нормально.
— Ну, мам!
— Без ну. Всё и так отлично видно.
— Мам, это корова такая?
— Да, — согласилась Женя и не слишком уверенно добавила: — Совсем молодая.
— Телёнок?
— Да, тёлочка.
Ну, пока они одни в купе… Хотя она уже говорила с Алисой, но ребёнок есть ребёнок.
— Алиса, послушай меня.
Сегодня "английский" день, а она заговорила по-русски, и Алиса сразу оторвалась от окна и повернулась к ней.
— В Гатрингсе ты должна быть очень хорошей девочкой.
— Да-а?! — возмутилась Алиса. — Опять? Как в церкви, да?!
— Ещё лучше, — жёстко ответила Женя. — Что бы ни увидела, не кричи и не показывай. Что можно, я тебе скажу.
— А говорить как?
— По-английски. Вот если я заговорю по-русски, тогда и тебе можно.
— Ага, — кивнула Алиса и вдруг спросила: — А Эрик там, в Гатринсе? Да?
— В Гатрингсе, — поправила её Женя. — С чего ты взяла?